– В твоем предположении, Миша, что-то есть! – задумчиво протянул он. – Но, если это так, представляешь, какая предстоит нам тягомотина, чтобы выручить Панарина? Надо же найти опровергающие Хунштина документы. А есть ли они?

– Выходит, что Иван влип основательно! – воскликнул Анекдот.

– Да-а… Ситуация не из приятных, – буркнул Антон. – Главное – время! Время! Вот что нельзя укоротить!

Оба медленно опустились в кресла, стоящие в вестибюле ЦДЛ, и задумались. Каждый понимал, сколь трудны будут поиски истины. Да и смогут ли они ее найти?

Глава 7

Ночь давно уже вступила в свои права. Постепенно затихло рычание автомобилей, разноголосый гул улицы, шарканье ног людей, расходящихся по домам. Даже комариный звон, раздававшийся под окном, умолк. В квартиру медленно вползла сонная тишина. Она всегда убаюкивала Ивана Панарина, тяжелила веки и постепенно отключала сознание. Но сегодня сон не шел к нему. Сколько ветеран ни пытался забыться, ничего не помогало. Даже две таблетки снотворного, выпитые после долгого раздумья, не помогли. В голове стоял такой сумбур, которого он еще никогда не ведал. Да и было от чего. Его, честно прошедшего на фронте почти всю войну, дважды раненного и семь раз отмеченного боевыми наградами за подвиги в боях, обвинили бог знает в чем. Это ж надо такое придумать: ветеран войны, прославленный писатель, дважды лауреат литературных Государственных премий носит не принадлежащие ему ордена!.. Нет, такое не могло привидится ему даже в самом жутком кошмаре. А тут в газете об этом прямо напечатано. Черным по белому написано, что он вор: украл чужие награды! Такого позора свет еще никогда не видывал…

Иван был на даче, когда ему позвонили и сообщили о том, что в газете «Новости» напечатала какая-то ядовитая статейка про него. Он не сразу смог добраться до киоска «Пресса», расположенного на станции, до которой от дачи было пару километров. Да и нужного номера там не оказалось. Пришлось искать в соседнем поселке, где тоже был киоск. Раздобыв наконец нужный экземпляр, он пробежал глазами материал за подписью Льва Хунштина. И вначале ничего не понял. Только вчитавшись в текст, пришел в ужас. То, о чем там говорилось, было просто невероятно. Иван никогда в жизни не подозревал ничего подобного. Чтобы он носил чужие ордена?!. Нет, это просто какая-то чушь!.. Но ссылки на официальные документы вроде бы подтверждали: написано то, что было на самом деле… Иван просто не мог в это поверить!

Он вернулся на дачу. Не ехать же с такой ошарашивающей новостью сразу домой – к жене. Она с ума сойдет. Ведь все тридцать лет, что они прожили вместе в любви и согласии, она верила в его неподкупность и честность, как в Бога… Надо было самому все обдумать и понять. А главное решить: как жить дальше? Что делать? С таким грязным пятном в биографии просто нельзя существовать!.. Значит, надо найти средство опровергнуть этот немыслимый вздор. Вот только как? Чем?..

Панарин хорошо помнил тот кровопролитный бой в Сталинграде, за который он получил орден Красного Знамени. Было это в августе сорок второго. Немцы отчаянно рвались к Волге, бросая в атаки все имеющиеся у них силы. Сдержать их было очень даже нелегко. Тем более, что в их полку оставалось чуть более двухсот пятидесяти бойцов. Только за последние дни погибло более половины остававшегося в строю личного состава. Тяжело был ранен командир, и Панарину, бывшему замполитом полковника Орлова, пришлось взять командование на себя.

Полк занимал оборону на южной окраине города – всего семьсот метров по фронту. Гитлеровцы лезли оголтело. За день они отбили четыре их атаки. Фрицы откатились на занимаемые рубежи и стали явно готовиться к новому броску. Огонь с их стороны усилился, но снаряды и мины рвались среди окопов полка, не причиняя особого вреда оборонявшимся. Позиция, занятая ими, была выше немецкой и неплохо оборудована. Бойцы находились в глубоких окопах, соединенных извилистой и довольно широкой траншеей. Вести огонь отсюда было удобно, и результативность его была довольно высокой. Но боеприпасов у них оставалось мало, а обещанный подвоз их задерживался. Поэтому Иван передал по цепи, чтобы экономили каждый патрон, стреляли только наверняка.

Подползший к Панарину ординарец командира сказал, что его хочет видеть полковник Орлов, лежащий в небольшом блиндаже, чуть отдаленном в тыл от переднего края. Иван быстренько метнулся к блиндажу и увидел своего командира, лежащим на шинели прямо на земле. Вся грудь и голова его было забинтованы. Рядом сидела медсестра.

– Ну, как там, Ваня? – спросил Орлов, тяжело дыша.

– Пока держимся, – уклончиво ответил Панарин, не желая расстраивать командира. Положение их, говоря честно, было критическим. Еще один натиск фашистов, – и они могут не выдержать. А отходить уже некуда. Позади Волга.

– Ты мне правду говори! – насупился было полковник и сморщился. Очевидно, от боли. – Я же понимаю ситуацию. Немцы готовятся к атаке?

– По всему видно, да.

– Надо выстоять, Ваня! – прохрипел Орлов, умоляюще глядя на своего замполита. – Во что бы то ни стало! Скоро… да-да, скоро помощь должна подойти… Звонил сам командующий.

– Постараемся, – не очень уверенно ответил Панарин.

– А ты на левый флаг одну из рот выдвини – в развалины, – пересилив слабость, посоветовал командир полка. – Когда немцы пойдут, пусть ударят с фланга.

– Сделаем, – пообещал Иван. – Ну, я пошел.

Вернувшись на КП, Панарин внимательно осмотрел лежащие перед ним развалины и подумал, что полковник Орлов, пожалуй, прав. С левой стороны, если действовать скрытно, можно действительно вывести роту и занять фланговую позицию определенными силами. Конечно, все эти маневры небезопасны. Если гитлеровцы что-нибудь разнюхают, то могут ударить внезапно. И тогда уж растянутый полк вряд ли сможет дать им эффективный отпор… Но рискнуть все же стоило. Иначе они вообще могут не удержать своего рубежа, учитывая недостаток боеприпасов.

День клонился к вечеру. Заходящее солнце серебрило воду реки, по которой плыли остатки разбитых артиллерией фрицев баркасов, перевозивших в одну сторону боеприпасы и продовольствие, а в другую – раненых. Вода от них казалась мутной, засоренной щербатыми досками. Немцы беспрерывно обстреливали всю поверхность Волги. А наша артиллерия грохотала не очень часто, хотя после ее налета фашистские пушки на какое-то время замолкали. Видно, им хорошо доставалось от огня заволжских орудий большого калибра.

Небо постепенно синело, становилось все темнее. «Скоро наступит вечер, – подумал Иван, – а там, глядишь, и ночь. Немцы, видно, не собираются атаковать до темноты. Копят силы на завтра. А уж утром они постараются нанести сокрушительный удар. И если мы как следует не подготовимся…» Панарин прекрасно