Арон довел меня до скамейки, что стояла возле душистого куста жасмина, и усадил на нее, а я придвинулась на самый ее краешек, будто приготовилась в любую секунду сорваться и побежать.

– Хочу сказать лекарю, чтобы он подобрал Уфу самые лучшие лекарства! – кажется, у меня потихоньку начинается истерика: последнее слово прозвучало уж слишком высоко. И чтобы хоть как-то скрыть свою нервозность, я… сделала только хуже, начала говорить быстро и много: – Он же меня послушается? Лекарь? Все-таки я не замужем за… За… Вдруг он откажется? Тогда Уф будет долго болеть. А я не хочу, чтобы он болел. Уф жизнью ради меня жертвовал! А я ему столько всего пообещала, но сама ничего не могу предложить! Ведь я… Я всего лишь…

– Цесса…

– Ну и пусть я всего лишь невеста! Все равно же могу попросить лекаря? И он послушается? Не отошлет меня к… к…

Имя принца задрожало на губах, отказываясь с них слетать, а Арон сел рядом и кончиками пальцев коснулся костяшек моего кулака, в котором было смято бедное письмо папеньки. Где-то позади скамейки лязгнула кольчуга стражников, которые остались на почтительном расстоянии, чтобы нам не мешать, но достаточно близко, чтобы в любой момент прийти на помощь.

– Вдруг лекарь – вредный старикашка, и его проще добить, чем с ним договориться, – поникла я, припоминая книги, где лекаря или алхимика часто рисовали взлохмаченным и гордым безумцем. – Еще отошлет меня к… принцу, – угрюмо выплюнула и потерла дрожащими пальцами холодный лоб.

Арон вдруг тихо рассмеялся.

– Не думаю, что с лекарем все настолько плохо, – заметил он. – И не волнуйтесь, леди Цессара, он обязательно вас выслушает. А чтобы вам было спокойнее, даю обещание: я об этом позабочусь.

– Слава Богине… И спасибо, – выдохнула я, а потом, спохватившись, быстро добавила: – Вам спасибо. Простите, с самого утра не понимаю, о чем думаю. Вот и говорю всякие глупости. И, наверное, вы правы. Не может тот, кто спасает тысячи жизней, быть злым человеком.

Арон снова улыбнулся, а я на него покосилась, в очередной раз задавшись вопросом: кто же он такой? Вдруг мне тоже стоит обращаться к нему с почтением при страже, а я «Арон» да «Арон». Невежа. Но прежде, чем успела задать этот вопрос, как мужчина откинулся на спинку скамьи и задумчиво произнес:

– Вчера я перестарался с настойкой. Она должна была вас успокоить, но вы уснули, и сейчас чувствуете смятение, жажду и слабость. Поэтому не переживайте, если ваши мысли путаются. Это моя вина, Цесса, и мне нужно просить у вас прощения.

– Ч-что вы! Вы ни в чем не виноваты, – письмо в моей руке опять захрустело. Надо бы его убрать в карман только… В этом платье нет карманов! – Всего лишь хотели помочь. Хотя…

Я искоса глянула на стражников, которые стояли в двух шагах от скамьи, и, чуть ближе подавшись к Арону, понизила голос:

– Хотя вам тоже пришлось несладко, – я обвела выразительным взглядом его темно-синюю рубаху и простые черные брюки. – Уфа кольчуга не защитила – оплавилась, точно масло на блинчике! И ваша мантия сильно обгорела.

Улыбка Арона стала шире, когда он понял, куда клонится наш разговор. Сохраняя между нами расстояние, он обернулся, положил руку на изогнутую крупными волнами спинку скамейки и постучал по ней пальцами. Но ничего не произнес, а я решила-таки спросить прямо:

– Но вы не ранены. Почему?

– А вы поверите, если я скажу, что мантия волшебная?

На миг повисло молчание, за которое у меня в голове пронеслось много-много мыслей, и оборвались они моим коротким смешком:

– Волшебная?

– Угу.

Я отклонилась назад и коснулась пальцами губ:

– Волшебная-волшебная?

Арон кивнул, и вдруг мне стало так смешно! Что я прыснула и звонко рассмеялась, держась за живот.

– Ну, да… Конечно! Как же я сразу не догадалась! – вытерла пальцем слезу в уголке глаза. – Столько думала, столько гадала. А… А оказалось…

Мои плечи опять задрожали от попытки сдержать неконтролируемый хохот. Я подняла ладонь и указала ею на рубаху Арона.

– Все так просто! Мантия, – с нажимом произнесла, – волшебная!

И опять рассмеялась. Не знаю, то ли нервы сдали, то ли выпитая мной настойка виновата, но хохотала я от души. Что-то еще лепетала: какую-то откровенную чушь. И, кажется, разок обронила, мол, что еще можно оправдать в этом замке волшебством? Припомнила книгу, где главный герой ходил и говорил:

– Всему виной волшебство! – произнесла низким голосом и опять засмеялась.

И честно, я пыталась успокоиться, но только вспоминала слова Арона, как снова заливалась смехом. Нет, наверное, все-таки тут и нервы, и настойка виноваты. А еще то, что я до сих пор не привыкла к магии. Всю жизнь прожила как простой человек. Порой соглашалась с теми, кто говорил, будто Тайсы, если и обладали силой богов, то давно ее утратили, а тут… Ну почему я сразу не подумала, что мантия могла оказаться волшебной?!

Однако Арон не мешал мне изливаться смехом и не осуждал. Только с улыбкой наблюдал за моим… ненормальным весельем, а в его взгляде небесно-голубых глаз читались понимание и озорство. Похоже, мое отношение к слову «волшебная» сильно его позабавило. Но вдруг улыбка с лица мужчины стерлась, а брови нахмурились.

– Рад, что вам лучше, леди Цессара.

Смех застрял в моем горле – сейчас говорил не Арон.

Жар покинул щеки. Я оглянулась, и с губ слетел писк ужаса. Вскочив со скамьи, я запуталась в собственной юбке и чуть не шлепнулась на значимое место, которое в последнее время нашло слишком много приключений, но успела ухватиться за руки подоспевшего на помощь Арона, а потом вовсе спряталась за его спину.

У скамьи мрачной тенью стоял Рензел. Нас разделяли спинка, расстояние четырех шагов и Арон, но я все равно чувствовала, как холод и ужас проникают под кожу и отравляют кровь. Под взором льдистых глаз хотелось только дрожать. Дрожать, точно загнанный охотником в ловушку кролик. И не знаю… Наверное, я дрожала. Просто из-за стужи, что разлилась по моему телу, перестала что-либо чувствовать. И как ожидалось, ни один из стражников даже не пошевелился. Все они стояли ровными столбами недалеко от скамейки и только украдкой переглянулись, когда я шарахнулась от принца.

– Арон, оставь нас.

– Нет! – вцепилась я мертвой хваткой в предплечье Арона, и мне было плевать, что подумают другие люди. – Я… Я не останусь с вами наедине.

Мой голос показался детским, высоким, звенящим. Даже для меня он прозвучал странно, не только для принца и Арона. Рензел одарил меня хмурым взглядом, а Арон оглянулся через плечо и не сдвинулся с места, только его мышцы под моими пальцами напряглись, когда он стиснул кулак.

– Наедине? – принц мазнул взглядом по стражникам. – С нами останется стража.

С моих губ слетел нервный смешок:

– Конечно, останется.