— Они были очень близки.

Молчание наступило вновь и затягивалось. Наконец Рид произнес:

— Два дня назад разнеслись слухи, что он похитил ее и заставил помогать покинуть страну. — Рид сверлил Тирелла пронизывающим взглядом.

— Мой брат — джентльмен, полковник. Он никогда не похитил бы собственную сестру.

— О'Нил ответствен за смерть нескольких солдат и своего собрата по заключению. И это, милорд, никак не делает его джентльменом.

— Обстоятельства иногда служат оправданием. Я уверен — Шон невиновен во всех обвинениях, выдвинутых против него. Я знаю это. — Тирелл старался придать словам уверенность, которой уже не чувствовал.

Но Рид холодно возразил:

— Но леди Элеонора ему не сестра.

— Простите?

— Даже в вашем доме и на конюшне шепчутся слуги, что леди Элеонора влюблена в него.

— Моя сестра влюблена в своего жениха, лорда Синклера, — настаивал Тирелл, стараясь говорить возмущенно и убедительно. Нельзя, чтобы Рид узнал о той великой любви, которую Элеонора всю жизнь испытывала к Шону.

Рид улыбнулся, при этом голубые глаза остались холодны.

— Увидим. Все скоро будет ясно. Если вы узнаете местонахождение О'Нила, ваш долг британского гражданина немедленно нас известить. И вы понимаете, что попытка скрыть факты приведет вас к тому, что вы будете обвинены в укрывательстве.

— О, будьте уверены, я первым делом доложу вам, — язвительно пообещал Тирелл, на что Рид рассмеялся резким безжалостным смехом и вышел.

Тирелл стоял неподвижно, пока не услышал, как закрылась входная дверь. Потом захлопнул дверь в гостиную с такой силой, что треснула планка.

Он был подавлен. Элеонора оказалась в не меньшей опасности, чем Шон.

Наступил полдень. Небо за окном было серым, обещая пролиться дождем. Элеонора сидела на кровати, обхватив колени руками. Шон отсутствовал уже несколько часов, и она не могла не волноваться за него. Он пошел взглянуть на фрегат, мачты которого возвышались над городом, выяснить, кому он принадлежит и куда направляется. И по его словам, у него было еще несколько неотложных дел.

Она побоялась спросить, что это за дела. Но предполагала. Надо было купить место на рейс до Америки. И найти провожатого, надежного человека, который сопроводит ее домой… Хотя она ни за что не оставит его одного. И что теперь делать с открытием по имени Пег?

Она страдала. Кто эта женщина, которая так захватила его мысли? Настолько, что он видит ее в своих снах.

Значит, он провел два года перед своим заключением с этой женщиной, Пег? Элеонора была растеряна и испугана. Правда, он сказал, что не любил эту женщину, но это было слабым утешением.

Она боялась и хотела узнать правду. И готовилась принять ее, какой бы она ни была. Если она потерпит поражение в битве за Шона, ему уже никто не поможет стать прежним. Она должна быть готова к борьбе за него. Он не хотел говорить о тех четырех годах, которые прошли вне дома, и всячески сопротивлялся ее настойчивым расспросам.

За окном начался дождь.

Элеонора подошла и закрыла окно. И вдруг увидела бегущего под дождем Шона. У нее подогнулись колени, она прислонилась к стене, ослабев от радости. Через несколько мгновений раздался стук в дверь, и она поспешила открыть.

Он вошел промокший до нитки. Эль заперла за ним дверь.

— Что произошло? — Ей не терпелось узнать новости. Он стащил с себя мокрую рубашку, обнажив поджарый и, несмотря на худобу, стройный торс. Потом повернулся, чтобы бросить рубашку на стул, и она слабо вскрикнула. На спине она увидела с дюжину длинных извилистых шрамов. Эль замерла с открытым ртом, задохнувшись от ужаса.

Его жестоко высекли, причем он подвергся этой пытке не один раз. Он обернулся, услышав ее крик. Она дрожала, ей стало дурно.

— Шон! Что это?!

Он удивленно посмотрел на нее, понял, в чем дело, и сразу замкнулся.

— Тебе известно, я был в тюрьме, — холодно ответил он.

— Они тебя высекли?! — крикнула она отчаянно.

— Какое это имеет значение… Это было давно. — И снова отвернулся. Повесил мокрую рубашку на спинку стула и подвинул стул ближе к огню.

Она старалась успокоиться, но это плохо получалось.

— Но за что они тебя высекли?

Он зачерпнул воды из ведра.

— Это было испытание.

— Испытание?

Он снова взглянул на нее.

— Это не имеет теперь значения.

— Но для меня имеет! — воскликнула она.

Он вздохнул:

— Эль, это было развлечение стражников… Новый заключенный… изменник, которого скоро вздернут.

— Бедный… У тебя живого места нет на спине, — прошептала она. — Они выбрали тебя для своего развлечения? Но это жестоко! И истязание повторялось, не так ли?

Он отвернулся, помрачнев.

— Тебе не надо об этом знать.

Она вытирала слезы, но они градом катились по щекам.

— Я должна знать, Шон.

— Но какая разница? Шрамы зажили.

— А ты? Шрамы в твоей душе остались, не так ли?

Он наклонился над раковиной и стал умываться. Она подошла и положила руку на страшные шрамы.

Он не успел отстраниться.

— Почему тебя посадили в одиночку, Шон? — спросила она тихо, не убирая руки.

Он не двигался. Потом сказал:

— Я убил сокамерника.

Она задохнулась от ужаса.

Он так резко обернулся, что ее рука повисла в воздухе.

— Как… Ты убил? — прошептала она, не веря своим ушам. Он не мог!

— Не смотри на меня так…

— Но я не понимаю…

— Я защищал другого человека… юношу, совсем мальчика! — Глаза его сверкнули. — Никто не вступился за него, кроме меня.

Она закрыла рот рукой. Как много он перенес и сколько еще не рассказал. Сколько мучений может вынести человек.

— Ты защищал мальчика?

— Они приставали к нему… Я должен был это прекратить!

Она поняла скрытое значение его слов, и это было страшно.

— Он все равно умер… тот парень, Брайен. Он погиб после очередного нападения. Я не мог мириться с этим зверством и убил одного из этих ублюдков.

Она все плакала и не могла остановиться. Оплакивала мальчика по имени Брайен, плакала от жалости к Шону.

— Эль, перестань плакать, — умоляюще сказал он. Она кивнула и вытерла глаза.

Он вдруг схватил ее за руку:

— Все давно кончено… Забудь.