если и замечаемый, то не очень оцененный, имел особое значение. Даже такие сторонние наблюдатели, как Герберт Вивиан — военный корреспондент «Times», вглубь не заглядывавший, — отмечали, что «здешние албанцы представляют собой турбулентный элемент, нетерпимый к своим соседям, они ни за что не поступятся своими вековыми привилегиями и не примут реформ, низводящих их на степень равенства с христианами, тем самым лишив части доходов». А уж профессионалы и просто люди «в теме» — те и вовсе рубили сплеча.

«Арнаут, — разъяснял в знаменитом романе "Русский консул” великий серб Вук Драшкович, — горец, кочевник, а пахарь — лишь поневоле. Когда у него кончается хлеб, он выходит на большую дорогу. Серб, столетиями крестьянствуя по Косову и Метохии, кормил и себя, и своего господина. Содержа бегов[44] и спахиев[45], потом и кровью завоевывал право жить по своим обычаям. Арнаут же давал бегу столько, сколько хотел, а часто турок и вовсе с него ничего не требовал. Арнаут не вносил денег ни на празднества, ни на строительство мечетей. Если же чувствовал голод, шел отнимать чужое; грабил сербов, забирая всё, что был в силах унести».

В полной мере поддерживал его уже не раз помянутый Виктор Машков, консул в Скопле, балканист высокого класса. «Вследствие поразительно быстрого, на наших глазах происходящего разжижения славянского элемента и замещения его арнаутским, Старую Сербию уже давно правильнее было бы называть Новой Албанией, — писал он. — Предоставленные самим себе арнауты повели дело так, что еще живущие между ними христиане стали их бесправными рабами. [...] Всякий самый негодный из арнаутов может невозбранно отобрать и дом, и имение, и скот, и дочь, и жену, и детей христианина.

Люди, почему-либо имеющие несчастие не понравиться тому или иному арнауту, а тем более осмеливающиеся протестовать против насилий, безжалостно исчезают с лица земли. Благодаря такому ужасному положению православное население Старой Сербии поразительно быстро редеет, и уже теперь эта исконно славянская земля остается славянской лишь по имени. Еще десять, много — два десятка лет такого режима — и христиане останутся лишь по городам.

Если кого-то арнауты в этих местах и опасаются, то разве лишь с недавних пор болгар, ответная чудовищная жестокость которых их обескураживает, и подчас выходит так, что местные, ранее ради пенсий из Белграда писавшие себя сербами, ради защиты объявляют себя болгарами, что совсем не трудно, ибо язык и вера одинаковы».

И — черточкой над «й» — тонкий и наблюдательный Александр Амфитеатров: «Если так продолжится и дальше и стамбульское правительство не стряхнет с себя преступной слабости и робости перед албанцами, то не пройдет и десяти лет, как в Старой Сербии не останется ни одного серба, — все будут либо перерезаны, либо вынуждены эмигрировать. И учредится там албанский вертеп, и будет там ад, и что из этого выйдет, одному Господу Богу известно. Разве что на кровавое поле явятся болгары со своими ножами и револьверами, и спор о принадлежности этой земли решится наконец, угаснув в море уже албанской крови».

РЕЗОЛЮЦИЯ ДОСТОИНСТВА

Ничего удивительного, что албанские крюе (в патриархальных кланах их мнение решало всё), не понимая, что происходит, в итоге приняли резолюцию о необходимости «во имя достоинства албанской нации создать местные баталионы, свободные от опеки государства» и помочь султану «избавиться от назойливых иностранных требований, оставшись в стороне и вне упреков», заодно и проредив «кожухов»[46]. А сказано — сделано.

1 марта 1903 года «великий сход» крюе в Пече постановил окончательно решить христианский вопрос (без разницы между сербами, греками и болгарами) и подробно уведомил Стамбул о том, что албанцы отныне будут делать, завершив многозначительно: «Если это наше уверение не будет принято, то мы придем ко дворцу султана. Если же наше уверение будет принято, обещаем, покончив с врагами Вашего Величества, наемниками России и Болгарии, на всё будущее время оставаться верными и послушными Вашими подданными». После чего, не медля, приступили.

Для начала всего за несколько дней вырезали вместе с семьями два-три десятка христиан, сербов и греков, для галочки всё же взятых на службу в жандармерию. Заодно перебили под сотню учителей, священников и «подозрительных» болгар. А 17 марта огромная (то ли три, то ли пять тысяч), неплохо вооруженная толпа албанцев осадила Митровицу, требуя изгнать оттуда русского консула, а из Приштины — сербского. «Их цель ясна и указана в резолюции, — сообщал консул Григорий Щербина. — Они намерены уничтожить славянский элемент или заставить покинуть его родные места. В этом их честь и их достоинство. Я не стану покидать город, как предложено, поскольку, надеюсь, авторитет России и ее консула помогут спасти хотя бы кого-то».

Поздним вечером албанцы пошли на штурм, и турецкому гарнизону пришлось отгонять их орудийным огнем, после чего крюе, потеряв до трехсот боевиков и отведя толпу, сообщили военным, что всё понимают, зла на служивых не держат, но «неверных» всё равно изведут. А на следующий день погиб тот самый Григорий Степанович Щербина, выехавший искать и спасать выживших. Виновный, не знавший, в кого стрелял, был по требованию Стамбула выдан крюе и по просьбе Николая II — «ибо не ведал, что творил, а также для усмирения воспаленных страстей» — вместо виселицы пошел на каторгу.

А через несколько месяцев близ Битоля погиб и Александр Аркадьевич Ростковский, причем убили его зверски и без причин, и на сей раз Николай Александрович просто приказал виновного, жандарма по имени Халим, повесить в 24 часа. И когда этого не сделали, в Босфор вошли броненосцы Черноморской эскадры, а из Петербурга пришла телеграмма, уведомляющая султана о том, что если Болгария и Сербия решат войти в Македонию и поделить ее, Россия встретит это с пониманием и, заняв Стамбул, выступит гарантом новых реалий.

«Винаги готов!»[47] — восторженно взвыла София, «Увек спремни!»[48] — откликнулся Белград. Однако еще и эхо не утихло, а Халим уже висел, после чего вопрос был закрыт. Но только этот. Все остальные проблемы накалялись из синего в белое, фактически в трех вилайетах шла вялотекущая гражданская война. И вот теперь, более или менее представляя себе, какая обстановочка сложилась в Македонии после начала «венского процесса», самое время вспомнить об Организации, которая, само собой, тоже в стороне от событий не сидела...

ПРОБЛЕМЫ ИНДЕЙЦЕВ

В принципе, сама идея реформ пришлась «революционерам» не по нраву, и это понятно: их idee fixe — автономия, где они (а кто ж еще?) будут строить