к тому, чтобы сбросить турецкое иго, злоупотребляя при этом именем России, каковая, по их словам, непременно поможет. Когда же недавно болгарский торговый агент хотел известить свое правительство о преступной деятельности Комитетов, ему дали знать, что если министерство в Софии и не сочувствует, то во всяком случае не осмелится что-либо предпринять против этих рьяных патриотов».

СПРИНТ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ

В общем, неспокойно было в Македонии на рубеже веков. К тому же активность Организации подтолкнула Белград и Афины на попытку создания альтернативных формирований: в северную Македонию начали проникать сербские четы, пытавшиеся (в союзе с албанцами) защищать сербские села, а на юге появились «андарты» — греческие отряды, разъяснявшие приморским болгарам, что они, в сущности, греки. Но... При первом же появлении «сил быстрого реагирования» ВМОРО оппоненты бежали за кордон — болгарских «террористов» (между прочим, официальное офицерское звание в «подпольной армии») боялись до истерики, и связываться с ними решались только турки, но от турок по приказу ЦК «террористы» уходили, не вступая в столкновения.

А между тем, после почти полутора лет полной симфонии, вновь начались терки Организации с Верховным Македонским комитетом. Насчет восстания как единственного средства обретения хотя бы автономии согласие было по-прежнему полное, как и насчет того, что самим в этом случае не победить, но восстание с последующей резней, как когда-то Апрель, должно заставить Европу и Россию вмешаться. Но вот относительно тактики и вопроса «кому рулить?» возник раскол. Если ЦК ТМОРО считало, что для успеха задуманного нужно готовиться как можно лучше, создавая реальную опору в массах, чтобы всё началось изнутри, и «умеренное» крыло «комитетчиков» во главе с Борисом Сафаровым его всецело поддерживало, то «радикалы» категорически настаивали на немедленном старте силами «внешних чет», как в 1895-м. Они мотивировали свою точку зрения тем, что все ошибки учтены, а тактика «позитивного террора» начинает отталкивать население и всё, что сделано, может пойти насмарку. «Знаете,— отвечали "внутренние", — исправляй — не исправляй, если население не готово, получится опять плохо, а население не готово». Что же до отталкивания, то «хомячки» («свинопасы») всё равно к «общему делу» не примкнут и против тоже не выступят, а подчинятся победителю. Так что прежде, чем начинать, нужно набрать и подготовить как можно больше «настоящих юнаков», однако до этого еще далеко.

В конце концов спор перешел в раздор. «Радикалы», возглавленные вернувшимся в активную жизнь генералом Цончевым, начали запускать в Македонию собственные четы, на что Организация крайне обиделась, и в «спорных» селах начались стычки — по счастью, не очень кровопролитные. Уладить дело миром никак не получалось, поскольку неофициально за «радикалами» стояли очень высокие люди. Софию тревожила излишняя самостоятельность Организации, там хотели бы видеть главной силой в «македонском вопросе» куда более управляемый Комитет, но болгарский премьер Данев, убежденный «русофил», считал необходимыми любые действия, которые так или иначе заставят турок исполнить обещание насчет автономии.

Разумеется, свои соображения были и у Фердинанда: князь опасался, что, если промедлить, Вена найдет способ добиться у Стамбула автономии, но в пользу своих ручных Обреновичей, и надеялся, что Петербург, которому такое на хрен на надо, восстание обязательно поддержит. После этого, если выгорит, вся слава, естественно, достанется князю, а если не получится, будет предлог убрать Данева, набравшего такое влияние, что посол Австро-Венгрии, мнение которого Его многовекторное Высочество весьма чтило, уже почти открыто говорил, что излишне пророссийский курс «плохо сбалансирован».

В такой обстановке остановить телегу возможности не было никакой, да и никому не было это надо, и ранней весной 1902 года, по мнению «радикалов», условия созрели. На праздновании 25-летнего юбилея обороны Шипки их лидеры дружески поговорили с членами представительной российской делегации, услышали, что Россия, в принципе, одобряет, но полномочий советовать пока нет, и перенесли старт на несколько месяцев. Однако работу не заморозили.

К концу июня «комитетские четы» перешли границу. В горах западной Македонии (в долине реки Струма) была проведена очень серьезная разъяснительная работа на тему «Русские придут!». Состоялись переговоры с ТМОРО, которой объяснили, что на поддержке не настаивают, готовы гибнуть отдельно, но междоусобица вредна всем, — и ЦК Организации, приняв во внимание, что в окученных Комитетом районах влияние «внутренних» всё равно не очень велико, согласился держать нейтралитет, если бойцы ВМК не полезут на их поляну. А в десятых числах июля к турецкой границе подтянулись войска.

Однако и на сей раз не случилось. Сербская разведка что-то разнюхала, испуганный Белград обратился к Вене. Вена сделала жесткий демарш, потребовав от Софии — и почему-то от Петербурга — «подтвердить отсутствие военных планов», и 15 июля Фердинанд через голову премьера телеграфировал военному министру: «Пусть остановятся. Сошлитесь на мое слово. Будет катастрофа», а Ивана Цончева со штабом восстания взяли под арест и вывезли из Софии. Однако вскоре он (то ли его уже несло, то ли кто-то очень невнимательно присматривал) бежал и 3 октября появился в Македонии, где за 10 дней до того командиры чет, не имея никаких указаний из Болгарии и устав ждать сигнала, сами дали сигнал.

Далее — ярко и грустно: полтора месяца стычек и серьезных боев, в одном из которых генерал Цончев получил тяжелое ранение, освобожденные от турок города Петрик, Мелник и Горна Джумая и очень много крови. Ибо пошло куда круче, чем в 1895-м, но пороху (вернее, решительных людей) всё равно не хватило. Турки подбрасывали силы, четники и местные активисты отбрасывали их, но подходили подкрепления, — и в конце концов, когда по требованию великих держав Болгария закрыла границу («Вы премьер-министр — Вы и решайте», — сказал князь Даневу), бои сошли на нет и начались расправы.

Резня, грабежи, насилие, убийства, аресты, сожженные дотла села — и беженцы, беженцы, беженцы, на которых как мухи налетали иностранные корреспонденты, хорошо «заряженные» македонской диаспорой. В этом смысле, как ни парадоксально, хитрый план генерала Цончева (или князя?) сработал: крик в европейских СМИ (в России — на уровне ультразвука, но и представители британской прессы, гадя Берлину с Веной, старались вовсю, причем некоторые, типа Джона Макдональда из «Times», — даже от души). Петербург предложил державам проект требований к Порте, Лондон поддержал, Вена и Берлин, убедившись, что документ вполне сбалансированный, присоединились.

А параллельно, после краха очередной затеи Комитета, ЦК ТМОРО, на свою территорию конкурентов, то есть «авантюристов», не пустившей, а потому практически не пострадавшей (и более того, укрепившейся за счет множества разочарованных «внешних»), констатировал, что Организация «как единственная отныне естественная революционная власть в Македонии» принимает на себя всю полноту