Ячейки Организации (с функциями распространения информации, сбора денег, разведки) появились в университетах Петербурга, Москвы, Киева, Казани и Одессы, причем при вполне благожелательной опеке спецслужб. «Цербер наш, добрейший и умнейший Федор Петрович, — вспоминает Христо (Кирилл) Баталов, — седой, видавший виды жандарм, порой по-свойски заходил на квартиру, вел душевные беседы за чаем с пирогами от супруги, которые неизменно приносил с собою, и хвалил наше желание постоять за правое дело, поминая, что за Россией не пропадет».

А по всей Македонии уже действовали небольшие, очень мобильные — пришли, сделали, разошлись по домам и снова мирные люди — «временные» четы плюс «курьеры» (нелегалы) из активистов Организации и доказавших свою надежность «харамиев». Сперва — только добровольцы из Болгарии, но со временем костяк оброс и местным мяском. Сколько их было, точно не ведомо — вероятно, от двух до трех десятков, но дело свое они знали. «Военный делегат» Гоце Делчев, гений подполья, наладил работу на совесть, особо указав ни в коем случае не вступать в конфликт с турецкими войсками. Только пропаганда, мелкие «эксы», замаскированные под чистую «уголовку», и казни «провинившихся» — в основном предателей, шпионов и «крыс», пытавшихся утаить часть общака.

Всё прочее каралось «порицанием», но экзекуции неизменно обставлялись так, что полиция дела закрывала за отсутствием факта преступления. Ибо внешне всё выглядело как самоубийство или несчастный случай (лошадь понесла, мосток обвалился, грибов поел, утонул по пьяни... да мало ли что с человеком может случиться). И до особого приказа — никаких стычек с турецкими властями.

Как ни странно, при очень небольшом опыте (новички учились буквально на ходу) конспирация с самого начала была почти идеальна: за почти два года, при активно раскручиваемой деятельности, — никаких «кротов» и никаких провалов. Так было аж до ранней весны 1898 года, когда, расследуя не совсем чисто исполненную ликвидацию турка-старосты в селе Виница, полиция, сумев разговорить нескольких что-то слышавших болгар, поймала кончик ниточки и размотала клубок, в итоге найдя склады оружия и — самое главное — выяснив, что Македония «покрыта сетью» подпольных комитетов.

Естественно, пошли серьезные розыски, многие «временные» угодили в застенки. И хотя признаний было очень мало (специальным подпунктом устава предусматривалось, что за болтуна отвечает семья), стало ясно, что подпольную армию следует перестраивать, — и весной 1898 года ЦК дал установку на формирование «регулярных» чет — постоянно действующих партизанских отрядов с функциями той же тайной полиции, состоящих из «нелегалов», которым было нечего терять, ибо перед властями они уже «засветились». Вслед за тем оформились и органы «подпольного правительства», исполнительные и судебные, не подчиняться которым было себе дороже. Впрочем, лучше, наверное, предоставить слово очевидцам, цитаты которых собраны в трудах российского историка Михаила Ямбаева...

ИЗ ПЕРВЫХ УСТ

«Все учителя народных школ, — отчитывался начальству Александр Ростковский, консул в Битоле, — суть революционеры до мозга костей и назначаются экзархатом по указке Комитета. [...] Комитеты не позволяют селянам обращаться к властям с жалобами, а заставляют прибегать к суду инсургентов для разбора взаимных претензий».

«Болгарский агент, — вторит консулу Александр Амфитеатров, — священник, учитель, комитаджий[43], четник — становится негласным правительством страны и как бы ее душой».

«Во всем здешнем округе, — дополняет Александр Гирс, консул в Салониках, — едва ли найдется селение, в котором не гнездилась бы чета повстанцев, которых жители обязаны полностью содержать. Личный состав этих чет селянам известен. Последние находятся с ними в постоянном общении и настолько подчиняются их влиянию и власти, что были случаи обращения, всегда успешного, крестьян к четникам за помощью в деле обнаружения виновных в разных преступлениях, обычных в сельской жизни — таких, как конокрадство, воровство. Селения обложены "натуральной и денежной повинностью" для заготовки разного рода запасов, но, следует отметить, подать эта весьма скромна и селяне платят ее охотно».

Впрочем, были, конечно, и такие, кто делиться не хотел, в основном из зажиточных горожан, но этот вопрос был проработан Комитетами досконально. «Подоходный налог» надлежало выплатить в три дня. При неуплате посылали еще одно письмо, удваивая первоначальную сумму. При повторной неуплате — третье уведомление, сумма опять удваивалась. А затем к «предателям» приходили, и тогда уже не спасали даже былые заслуги, и никакой статус, хотя бы и духовный сан, уже не помогал. Скажем, некоего отца Ставре, видного просветителя, не пожелавшего платить «патриотический взнос», пристрелили без разговоров, тем самым окончательно убедив население, что спокойно спать можно, только уплатив налоги.

На первых порах, учитывая, из кого в основном состояли «регуляры», палку даже перегибали, и сильно. «Следует заметить, — пишет тот же Ростковский, — что все меры, принимаемые в последнее время Комитетами, приносят скорее вред, нежели пользу болгарской идее. Не говоря уже о властях, которые стараются всеми силами поддержать другие национальные пропаганды во вред, но и сами богатые турки-землевладельцы заставляют своих крестьян отказываться от болгарской национальности и переходить на сторону сербов, которые считаются лояльными, а не такими революционерами.

Все эти обстоятельства заставляют поневоле простых крестьян избегать всяких сношений с болгарами и дружить с сербами, тем более что здешнее народонаселение до того развращено, что для него нет ничего священного — ни национальности, ни патриотизма, и потому, в отличие от революционеров, руководствуется исключительно личной выгодой. Раз им не выгодно быть болгарами, то отчего же не быть сербами. Число убийств всё увеличивается, и они остаются большей частью ненаказанными, т. к. ни один свидетель из боязни мести не решается давать показания против убийц».

«Нынешние македонские деятели, — пишет Александр Аркадьевич далее, — убивают всех тех (турки, арнауты, греки, болгары и пр.), кто так или иначе мешал или мешает революционному делу, не стесняются убивать чуть ли не в самой церкви, не признают для себя никаких авторитетов, а только ищут денег под предлогом необходимости вести агитацию. [...]

Следует отметить, лично они в огромном большинстве вполне бескорыстны и не тратят деньги на излишества для себя, но главным образом — на подкуп полиции и чиновников, что обеспечивает им безнаказанную свободу действий, но эти убийства становятся вредны. Так, например, убийство Абдурахмана-бея за то, что он покровительствовал сербской пропаганде, заставило десять сел Поречья признать себя сербскими из опасения, что албанцы будут мстить болгарам.

Конечно же, сербы действуют ничуть не лучше, но их активисты боятся болгар так же, как и арнауты, и потому сербского террора в крае сейчас нет. Болгарские же революционеры устраивают в горных селах склады оружия и агитируют население (порою под видом мусульман или греков) готовиться