Она встала и прошлась по комнате, взад и вперед, несколько раз.

– И очень он ловко вас использовал. Имел доступ к результатам анализов и испытаний, выдал вам часть правды, чтобы подостовернее смотрелось. Знал же, что вы сможете оценить масштаб бедствия.

– К тому же и замужем была за химиком, не забывай. Кое-чего от Леньки нахваталась, это тоже имело значение. – Она громко засопела. – Вот сволочь-то, а! Я же авторитет имею, начала бы звонить в своей программе про бензпирен – тоже неслабо «Гефест» притормозила бы. Терпеть не могу, когда меня пытаются использовать!

– А что ему еще оставалось? – резонно заметила я и тоже поднялась, чтобы вернуть документы в папку.

Больше в ней ничего не было, Рубиновая просмотрела все.

Я задержалась взглядом на фотографии. Виктор Иванович и Леонид Георгиевич выглядели такими радостными. Пройдет совсем немного времени, и один из них станет жертвой нападения, а другой превратится в нападающего.

– Тут многое опять в Леньку упирается. Вот его бы расспросить, наверняка знает, с чего весь сыр-бор пошел. Виктор Иваныч утверждал, что Ленька его не выделял. А тут – вон что.

– Может, поругались, поспорили, чье открытие важнее? Или один другого подсидеть попытался?

– А черт его знает. – Рубиновая сложила все бумаги стопочкой, положила в папку и завязала тесемки. И вдруг цинично ухмыльнулась: – Хоть бартер ему предлагай, Леньке-то. Чтоб раскололся.

– Какой еще бартер?

– А такой. Постельный. Я ему – медовый месяц в перспективе, а он мне авансом – инфу про все их производственные терки и интриги. Как думаете, Евгения Максимовна, прокатит? Я ведь еще ничего? – Сквозь циничную ухмылку Лидии Ильиничны явственно проступили горечь и безнадежная какая-то усталость.

– А вы не дешевите, предложите ему сначала одну ночь. – Я сочла нужным морально поддержать мою клиентку. – Может, и согласится. Но ведь он наверняка связан подпиской о неразглашении, и не одной.

– И не просто связан, а скован, обмотан и на дыбу вздет. Знаю я эти табачные компании с их сверхсекретным производством. – Лидия Ильинична вздохнула как-то совсем уж безысходно и тоскливо. – Или думаю, что знаю. Веришь ли, Женя, случалось у меня, чтобы информаторы привирали или говорили не все. Но чтоб вот так все на сто восемьдесят градусов разворачивалось, и чтобы мной прикрыться пытались – такого не припоминаю.

Глава 8

Рубиновая примолкла и воззрилась на папку с документами как на нечто предательское. Я тоже молчала. Мне нечего было сказать на признание моей клиентки.

А если в целом по ситуации…

– Не использовал же. Ну, не полностью.

– Что? – Рубиновая отвлеклась от, судя по лицу, довольно мрачных мыслей.

– И прикрыться не успел, – продолжила я. – В целом – что поменялось? Информация, которую он вам дал – верная; и у вас есть эксперт, который это подтвердит. Да, все права до сих пор у «Гефеста». Но это значит, что вам уже известен враг, с которым вы боретесь, и он один. То есть это только «Гефест». «Ява» же теперь может быть заинтересована в том, чтобы поддержать ваш репортаж! «Гефест» еще молодая компания, с ней может быть проще управиться.

Госпожа продюсер выпрямилась и вцепилась в меня взглядом.

– Продолжай, – только и сказала она.

– А моральный облик вашего информатора? Даже если «Гефест» выступит с заявлением о том, что Рыба пытался продать открытие, им придется признать, что это было открытие именно Виктора Ивановича, а не чье-то еще! А не скажут – вы можете сказать! Едва ли «портрет» Рыбы испачкают больше, чем уже есть. У вас есть возможность показать его жертвой системы, мучеником, если хотите.

Я перевела дух.

– И наконец, разве все ваши информаторы были такими уж безупречными? Вот честно?

– Нет. – Лидия Ильинична возвела взгляд к потолку, видимо, припоминая ту толпу народа, успевшую дать интервью в «Обо всем начистоту» за все время существования программы. – Но знаешь, бедных беленьких овечек всегда проще было защищать.

– Он скорее серенький, – цинично поправила я. – Но тоже сойдет. И потом, Ильинишна…

Я поднялась с дивана, подошла к столу и по-театральному выразительно постучала ногтем по папке с разоблачительной документацией.

– Оттого, что внутри «Гефеста» раздор, обезвреженный бензпирен менее опасным не становится. Вам ведь главное – не допустить его распространения и выхода за рубеж, правильно?

– Правильно. Соображаешь, – уважительно протянула Рубиновая. – Только вот, Евгения Максимовна, если Ленька не насвистел, моему репортажу не один лишь «Гефест» противостоит. Есть и какая-то вторая компания, с которой они готовят сделку, помнишь? И часики тикают, нам надо торопиться.

«Торопиться» Лидия Ильинична предпочла немедленно: заказала билеты на ближайший поезд, и мы собрались.

Мила немного повздыхала, что я опять уезжаю. С годами ей становилось труднее занять себя в мое отсутствие – притом что, когда я бывала дома, мы не слишком плотно общались. Видимо, дело было в самом факте моего близкого присутствия, а не в жажде общения с горячо любимой (в этом я не сомневаюсь!) племянницей.

Я еще сходила в магазин, проверила холодильник; продуктов должно хватить на неделю, а то и полторы. Установленная по квартире аппаратура пахала как зверь.

Потом мы с Лидией Ильиничной загримировались. Я решила не отходить от уже выбранного образа и снова добавила себе возраста и лишних килограммов. Но использовала другой парик и массивные очки, напоминая теперь самой себе учительницу младших классов – из тех железобетонных теток, что работают в школе до самой старости.

Лидия Ильинична догримировалась обратно под хипстера. В отличие от меня, ее Куприянов в квартире Рыбы не застал, так что едва ли что-нибудь заподозрил бы. К слову, полученный синяк уже зажил, так что потребность в более плотном гриме отпала.

С билетами немного не повезло – ближайший поезд оказался аж в девять вечера. А это значило, что в Москву мы вернемся ближе к утру. Ох, не люблю я такие смещения графика… но что поделаешь.

«Черт, даже в поезде не подремать», – безразлично подумала я, когда мы загрузились в такси. Я же на