Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всего две комнаты – спальня и кабинет. Еще кухня и санузел, да крохотная кладовка. Везде следы не успевшего обжиться одинокого человека, скромного и непритязательного. Эмалированная чашка с засохшим чайным пакетиком и плесневелая початая буханка черного хлеба на кухонном столе навевали совсем уж мрачные мысли.
– В спальне ничего, – деловито сообщила Рубиновая. – Во второй комнате кабинет, сейчас осмотрю.
Она и впрямь только осматривалась, почти ничего не трогая, хотя тоже была в латексных перчатках. В кабинете, как и в спальне, мебели было мало: пустой покосившийся книжный шкаф, стул, письменный стол. Больше всего Лидию Ильиничну заинтересовал стол: массивный, широкая столешница, по четыре ящика с обеих сторон, крепкие толстые ножки.
Она осмотрела его со всех сторон, присела на корточки, затем опустилась на колени. И, всунувшись под стол, как давеча Снежанна в ее кабинете, принялась что-то выстукивать и общупывать.
– Ага! – негромко, но торжествующе воскликнула она.
Столешница скрипнула и накренилась, а Рубиновая выползла наружу и поднялась с небольшой картонной папкой в руках.
– Пойдемте уже, – взмолилась я.
Телохранительская чуйка вовсю сигналила об опасности. Еще немного, и я готова была на руках выволочь Рубиновую из этой «нехорошей квартиры», воплотив в реальность ее ехидные намеки насчет «Телохранителя» с Уитни Хьюстон.
– Моментик! – Лидия Ильинична метнулась в спальню, быстро заглянула под кровать и так же выбежала из спальни. – Нет, тут точно ничего. Двигаем?
Не успела она договорить, как за входной дверью квартиры Виктора Ивановича послышались голоса и шаги.
Кто-то тоже вознамерился навестить Рыбу.
В самые острые моменты у меня срабатывают годами наработанные рефлексы. Мозги вырубаются, а тело действует наиболее эффективным для ситуации образом.
Так произошло и сейчас. Какие-то две секунды спустя мы обе уже стояли в кладовке, причем я прикрывала миниатюрную Рубиновую всем своим – сейчас довольно пышным – телом. Не самое подходящее место для обороны, если нас обнаружат. Но других путей отступления не было, ситуация пока была непонятной. А в непонятных ситуациях, если не можешь быстро свалить, лучше спрятаться и втихую выяснить, что происходит.
Конечно, был еще вариант, что это пришли в квартиру напротив – на площадке второго этажа в этом доме лишь две квартиры и располагались.
Я припала глазом к микроскопической щели между дверью кладовки и косяком.
Нет, не повезло. Это к нам.
Входная дверь распахнулась. Посетителей оказалось всего двое, и ох как я надеялась сейчас, что их не ожидают еще трое или четверо на лестничной площадке или у подъезда.
Вторая новость: посетители были знакомые; и я не знала, хорошая это новость или плохая.
В гости к Виктору Ивановичу пришел Куприянов, и сопровождал его тот самый «скользкий», он же «прилизанный». Ощущение, что он мне знаком, лишь усилилось, когда я увидела его лицо вблизи. Более того, я припомнила, что видела его совсем недавно.
– Осмотр я уже проводил, – голос у скользкого был под стать внешности, противно-липкий, как застывший на тарелке жир, – но вот пока без результатов. Бумажки-фигажки и прочее – этого не нашел. Квартира голая, одни тряпки да барахло всякое.
У меня мелькнули перед глазами довольно приличные обувь и одежда Рыбы в платяном шкафу в спальне. Не тянет на барахло.
Оба визитера пока что не прошли ни в одну из комнат, стояли в коридоре, совсем недалеко от входной двери. Она была прикрыта, но я не слышала, чтобы запирали замок. Куприянов стоял спиной ко мне, частично загораживая стоявшего у вешалки в прихожей «скользкого». Но лицо неизвестного мне было хорошо видно.
– Плохо стараетесь за наши деньги, – недовольно прогудел Леонид Георгиевич.
Позади меня завозилась Лидия Ильинична, несомненно, услышав и опознав голос бывшего мужа. Но шебуршилась она лишь пару мгновений, и едва ли непрошеные гости нас услышали.
– Гляну еще раз. – «Скользкий» оставил упрек без внимания.
– Я говорил – смотрите, где у него может быть тайник, второе дно в комоде, в шкафу, в стенках…
– Сейчас все нычки обнаружим, простучу по второму разу, – успокоил «прилизанный» (он и вправду был с прилизанными, слишком блестящими волосами – то ли из-за геля, то ли пренебрегал мытьем головы). Из-за близкого расстояния и высокого роста Куприянова он смотрел на него, слегка задрав голову. Но смотрел уверенно и спокойно.
Тем страшнее была резкая перемена выражения его лица: изумление, затем испуг и – лицо его перекосилось от боли, изо рта брызнула слюна. Глухой звук удара до меня донесся как бы с опозданием. Потом «скользкий» упал, а Куприянов (очень я была рада, что не вижу его лица) добавил ему уже не рукой, а ногой. Большой своей ножищей в тяжелом дорогом ботинке врезал несколько раз так, что и у меня нутро сжалось.
«Прилизанный» даже вскрикнуть не мог, только сипло выдыхал и хрипел.
– Это за Рыбу, – тихо произнес Леонид Георгиевич. – Не дергайся, сука. Выползешь – веди себя хорошо, а то пришлем кого надо.
Куприянов направился в спальню бывшего коллеги, а мой взгляд против воли упал на лицо пострадавшего. Оно посерело, глаза были закрыты, а из приоткрытого рта текла розовая от крови слюна.
И в этот момент перед моим мысленным взором появилась фотография второго нападавшего, по базе опознанного и подтвержденного задержанным напарником. Того самого нападавшего, который до комы травмировал Виктора Ивановича.
Невольно я сдержала свое обещание, данное Шуре Осколкину. Только этот типчик попался мне вовсе не по дороге из магазина.
Но размышлять было некогда. Куприянова могли ждать коллеги, а в процессе поиска он мог обнаружить нас с Ильинишной.
Надо было выбираться.
Я приоткрыла дверь чуть шире и увидела, что Куприянов прикрыл за собой дверь в спальню.
– Сидите здесь! – шепотом приказала я. – Я разберусь.
– Да! – только и сказала Рубиновая. Она явно прочувствовала критичность ситуации.
Я бесшумно выскользнула из кладовки и закрыла за собой дверь, в два шага преодолела прихожую и вылетела вон из квартиры. Никого. В