навалится жуткий огненный вал, сожжет дотла, раздавит, словно букашку, главное – не поддаваться панике. Все тело стонет от ударов, но мозг понимает, что артобстрел идет советскими силами, поэтому надо лишь терпеливо выждать несколько минут. Но грохот залпов не утихал долго, мощный обстрел длился больше четверти часа, уничтожив огромное количество вражеской техники и живой силы. Теперь настала очередь танковой атаки.

– Рота, вперед! – выкрикнул Алексей.

По его команде десяток «тридцатьчетверок» вышел из-за надежного укрытия с крутой стороны холма на более пологий спуск и начал стремительно приближаться к боевой линии «тигров». Танковая сила СС неуверенно ползла вперед от своих позиций.

– Первый взвод, выстроить линию обороны у насыпи! – отдал лейтенант приказ, сместив расположение клина влево.

Соколов был удивлен количеством машин фашистов на поле. Меньше сотни, но не могли артиллеристы уничтожить большое количество танков. По данным разведки, СС отправили в контратаку более трехсот единиц бронетехники, значит, остальные выжидают на закрытых позициях. Он отдавал команды, выкрикивал в эфир ориентиры для выстрелов, направляя огонь своих танков, а сам при этом искал, где же укрылась остальная часть немецких «панцеров».

Выстрел, еще выстрел! Снаряды летели, сливаясь в огненную стену. Один за другим немецкие «тигры» вспыхивали свечками на поле боя, воздух над полем почернел, наполнился гарью. Но плохая видимость не мешала роте Соколова идти вперед. Т-34 окружали группами мощные «панцеры» и расстреливали их почти в упор, пробивая броню с нескольких сторон. От прямого попадания бронебойных снарядов с грохотом слетела башня у немецкого Panzerkampfwagen VI, остальные выстрелы разнесли тяжелые гусеницы в стороны. Другой вражеский танк вздрогнул под ударом снаряда из дула советской танковой пушки, взвыл и, дав прокат назад, протаранил идущие за ним машины. Из горящих машин начали выскакивать немецкие танкисты. Охваченные пламенем люди бросались на снег, пытаясь сбить пламя.

В эфире неслись крики советских башнеров, они дали волю чувствам, крича в пылу боя в эфир все проклятия, что приходили на ум. Эфир был полон крепкой брани в сторону «гансов», «фрицев», фашистов, Гитлера и остальной немецкой сволочи.

Выстрелы стихали, контрудар немцев захлебнулся под стремительным натиском советской бронетехники. Танкисты открывали люки машин, покидали «тридцатьчетверки», от подножия холма поднялась с криками в атаку пехота. Разъяренные бойцы стреляли из личного оружия и винтовок по броневым экранам немецких «панцеров», долбили прицельным огнем во все люки, выкуривая врагов наружу. Тех, кто пытался бежать, хватали и ударами прикладов сгоняли в кучу. На поле среди чада и взрывов огня завязались несколько рукопашных боев, в которых схлестнулись бойцы обеих армий.

Горячий Омаев, наблюдая, как огромный немец отмахивается ножом от нападающих стрелков, выкрикнул:

– Товарищ командир, разрешите покинуть танк? Я сейчас этому бугаю пущу кровь!

– Стоять! – остановил парня резкий окрик Соколова. Ротный бросился к люку, вынырнув из него, закричал во все горло. – Назад! В машины! Танки с фланга!

Он один не поддался волне общего гнева и отслеживал в оптику все направления атаки. И первый заметил, как у реки вдруг приподнялись ветки над кустами и из искусно замаскированных капониров один за другим показались новые «панцеры». Хитрость немцам удалась, у них получилось вывести свои силы практически в тыл занятой советскими бойцами позиции. Теперь перед мощными пушками оказалась беззащитная пехота, а не маневренные Т-34, которые успели уже уйти в конец поля. Командир пехотинцев тоже понял свою ошибку, увидев, что его ребята стали живым щитом для советских машин, и отдал по черному задымленному полю протяжную команду:

– Пехота, за насыпь в укрытие! Покинуть линию огня!

С грохотом полетели первые снаряды, советские стрелки упали лицами вниз, зарываясь как можно глубже в сугробы, ища в любой выемке спасения от начинающейся огненной бури.

Соколов выругался, цепь пехоты не давала возможности для сближения. Тела солдат образовали прослойку, из-за которой невозможно было подобраться к вражеским танкам для обстрела.

– Рота, огонь по целям! Бить только выше линии корпуса, в башню! Движение вперед не больше ста метров. Первый взвод в атаку по флангу врага!

Танки, которые он оставил в резерве для обороны насыпи железной дороги, теперь пригодились, три советские машины могли открыть обстрел «тигров» сбоку, метясь в более тонкие борта. Со своей стороны «тридцатьчетверки» почти не шли вперед, лишь посылали точные выстрелы в башни «панцеров». Алексей крутил механизм перископа, давая один за другим ориентиры своим машинам:

– Двадцатка, бей в маску по левому флангу, не давай ему вырваться. Выше, выше, двенадцатый! Подними дуло еще на десятку, в оптику ему бей!

Прием сработал, и ослепленные «тигры» замедлили атаку. Пока выстрелы затихли, смышленый капитан стрелкового батальона цепочкой отправил своих ребят в укрытие. Немецкие танкисты водили дулами, не находя в нарушенной оптике цели, а десятки людей ползли изо всех сил к краю поля, перебегали через насыпь. Три машины уже окружили крайнего «тигра», обстреляли, оставив его дымиться, и ушли обратно к резервной позиции. От подножия вершины шла еще одна рота советских танков, которые отправил на помощь первой роте комбат. Бой вспыхнул с новой силой.

До самого вечера не прекращалась стрельба. Ротный командир потерял счет времени, его танки то отходили, чтобы дать возможность вступить в бой резервам, то снова наступали, выбивая меткими выстрелами фашистские машины. Поле превратилось в кладбище немецкой техники, где на каждом десятке метров тлел фашистский «панцер». От жара ватник и гимнастерка у Алексея пропитались потом, губы свело коркой от жажды, он не помнил, когда у него во рту последний раз была хоть капля воды. Горло пересохло, а голос грубо хрипел. Но вот последний «тигр» дернулся от удара снаряда в башню. Из черной пробоины пыхнуло пламя, в воздух выбросило черный дымный столб, и в эфире раздался ликующий крик стрелка Марка Тенкеля:

– Попадание! Ура! Ура! Победа!

Его крику вторила пехота, что бежала на поле добивать врага. Впереди с пистолетом в руке бежал ее командир Момашула, от бесконечных команд его голос сел до беззвучного сипения. Но он кричал беззвучно вместе с остальными, вместе с Соколовым и его экипажами такие ценные и желанные слова:

– Победа! Ура-а-а-а-а!

Над танком из резервной группы из люка взлетело древко, и ветер разметал над обожженным полем, среди дыма и огня, красное знамя полка, символ победы советских танкистов.

* * *

После боя бойцы выстроились в очередь к полевой кухне, от которой тянулись ароматы горячих щей и хлебный дух. Солдаты и танкисты в нетерпении перетаптывались, позвякивая пустыми котелками. Разговоры и обсуждения крутились возле сегодняшнего прорыва обороны Ленинграда.

– Слыхали, пустили в город целый обоз с хлебом?

– Да, мы