Джойс и Мик переглянулись.

— Слава богу, мы всегда рядом с какой-нибудь общиной добрых монахинь, которые с радостью снабжают нас прекрасными цветами для алтарей.

— Вообще-то, отче, — влез Мик, — не этого рода дела у мистера Бёрна на уме.

— Что ж, возьмем замок Ратфарнэм, — продолжил добрый священник. — Там всегда найдется что полоть, и заниматься этим надо, но я знаю, что ректор приучает отцов в этом участвовать, ибо свежий воздух полезен духовенству в той же мере, в какой и их пастве. Но настоящее садоводство — совсем другой коленкор. Вы опытный садовник, мистер Бёрн?

Мик заметил, что оттенок лица у Джойса сделался слегка бледнее обычного.

— Конечно же нет, громко сказал он.

— Я знаю, у них там имеется садовник на полной ставке, хотя он теперь уж староват. Есть ли у вас еще какие-нибудь рабочие навыки или умения, мистер Бёрн? Шеллачная полировка, плотницкое дело, переплетное?..

— Нет, — отрывисто произнес Джойс.

— По латуни что-нибудь?

— Нет.

Отец Гравей терпимо улыбнулся.

— Так-так, мистер Бёрн, — сказал он, — говоря словами солдата, мы еще не разбиты. Буду с вами предельно откровенен и скажу, что есть кое-что, донимающее Общество во всех домах в этой стране…

— Не соперничество ли с Христианскими братьями?{141} — спросил Мик, широко улыбнувшись.

— Ах нет. Кое-что куда сокровеннее. Я об исподнем Отцов.

— Небеси святые, — проговорил Джойс.

— Нет нужды теоретизировать о том, — продолжил отец Гравей в своей добродушной манере, — как Всемогущий распределил некоторые навыки между полами. Попросту говоря: вязанье, шитье и иное подобное рукоделье — исключительно достижения женщин. Исподнее отцов вечно в состоянии, близком к распаду, однако правила наши запрещают наем женщин, даже на самые грубые работы. Моя собственная нательная рубашка вас бы сейчас повеселила. Вся в дырах.

Джойс, похоже, совершенно растерялся — и смутился.

— Но, отче, разумеется же, монахини могли бы вам помочь — даже, в смысле, в благотворительном порядке.

— Нет-нет, мистер Бёрн, правила наши не позволяют никаких связей в такой вот хозяйственной сфере. Красивые цветы для алтаря — это пожалуйста.

— Но, отче, — вмешался Мик, — не могли бы выпускники иезуитских колледжей помогать в этом деле? Забирать вещи к себе, в смысле. В конце концов у всех у них есть жены и дочери.

— А также матери и сестры, — добавил Джойс.

Отец Гравей задумчиво улыбнулся.

— Общество Иисуса, господа, — это еще и самоуважение.

Все торжественно примолкли.

— Но, небеси, отче, должен же быть способ с этим…

— Если б мы знали, — отметил отец Гравей, — почему пот настолько едок, мы бы, вероятно, чего-то добились. Верьте слову: моя нательная рубашка — гнилье.

Лицо Мика затуманилось отчаянием.

— Так что же вы все-таки предпринимаете?

— Ну, почти все отцы знают, как штопать носки. Отец д’Арбуа, местный француз, совершает героические подступы к исподнему — и один из наших слуг-мальчиков подает немалые надежды. Но, слава богу, есть во всем этом просвет. Отец Ректор очень щедр на обновы. В отношении здоровья отцов он очень внимателен. Сдается мне, он на короткой ноге с приказчиком из «Тодда Бёрнза»{142}.

Джойс, доселе совершенно ошарашенный, теперь облегченно улыбнулся.

— Отец Гравей, — сказал он, — эта хозяйственная незадача, может, и кажется чудовищной, однако меня нисколько не смущает.

— Правда, мистер Бёрн?

Священник уставился на него задумчиво, затем перевел взгляд на Мика.

— Знаете, мистер Бёрн, — сказал он, — ни в коей мере не желаю быть самонадеянным, но, думаю, вы мне подбросили одну мысль. Эта ничтожная неувязка в равной мере имеется и в других наших домах. Не в колледжах по стране, разумеется, — не в Клон-гоузе, Мангрете, Галуэе. Кастелянши и обслуга там есть, но вспомним о доме Манреса в Доллимаунте, о Лойоле в Доннибруке{143}, о замке Ратфарнэм, о Миллтаун-парке. Улавливаете, мистер Бёрн? Исподнее отцов во всех этих учреждениях просто в лоскуты.

Мик озабоченно завозился.

— Мистер Бёрн, отче, — сказал он, — не связан ни с какими кланами прачек или с чем-то еще в этом роде.

Отец Гравей терпеливо улыбнулся.

— Боже упаси, — сказал он мило. — У меня всего лишь возник зародыш мысли, которую я выложу прямиком и в лоб отцу Ректору.

— И что же это за мысль? — спросил Мик.

— Вполне простая. Вот: мистер Бёрн, номинально принятый в нашу обслугу, должен стать во главе починки и восстановления исподнего отцов во всех дублинских жилых заведениях.

— Боже праведный! — задохнулся Мик.

— Чтобы делал сам, что ему под силу, кропотливо обучаясь этому непростому ремеслу, и передавал наше белье девушкам неблагополучного класса, каких привечают у себя добрые монахини Доннибрука и Мерриона, как уж Господь и здравый смысл им управят. Господа… — Отец Гравей безмятежно улыбнулся гостям. — Господа, что скажете?

Мик уставился перед собой, оглоушенный, а Джойс, казалось, неестественно замер в кресле, словно мертвый. Затем послышался его голос, ошалевший, глухой:

— Что это вообще? Я… штопать… иезуитские… подштанники?

Отец Гравей вопросительно переводил взгляд с одного на другого, сам несколько растерянный. Он только что вполне удачно, как ему думалось, разрешил вопрос, который казался им довольно-таки неразрешимым. В сложившихся условиях паралича Мик яростно размышлял. Внезапно он встал.

— Отец Гравей, — сказал он серьезно, — мне сейчас надо уйти, не трудитесь провожать. Мистер Бёрн в мое отсутствие подробно объяснит, какого рода работой он желал бы заняться. Вкратце так: он желает начать изучение вопроса, как ему оказаться рукоположенным в священники… в иезуитские священники, само собой.

Отец Гравей, в свою очередь, едва устоял на ногах.

— Что вы сказали? Что? Матерь божья да глянет на нас милосердно!

Джойс продолжал сидеть, недвижим.

— Что во имя небес вы имеете в виду? — потребовал ответа отец Гравей.

Мик помусолил шляпу и пристроил ее себе на голову.

— Именно то, что сказал, отче. До свиданья, всех благ и вам, и мистеру Бёрну. До свиданья, Джеймз. Увидимся погодя.

С невыразимым облегчением оказался Мик на улице, хоть и в смешанных чувствах — и с затхлым ощущением вины. Он что же, цинично выставил Джойса дураком? Не по своей воле уж точно, но, возможно, было б разумнее оставить рассказ доктора Крюитта о том, что Джойс жив и в Ирландии, без внимания. Умственные неурядицы последнего, вероятно, теперь умножатся, а не рассеются. Кто же знает? В любом случае отныне он в руках, приученных помогать и дарить утешение во множестве его видов: он более не жалостно беспомощен, не подвешен в воздухе. И отныне ярлык «Задача» в голове у Мика можно сменить на «Решено» или даже «Сбыто с рук».

Что оставалось? Визит в гостиницу «Рапс» в