«информационного общества» рассматривать компьютеры в качестве радикального средства демократизации.

Например, Д. Мур (США) пишет, что «демократии нужны миллиарды рабочих часов. Их дадут электронные машины–роботы, которые могут работать 24 часа в день, 365 дней в году с минимальными затратами и очень скромным комфортом» [261, с. 18]. Остается только выяснить, кому будут принадлежать эти «новые рабы». Если не всему обществу, то это не только не улучшит положения обездоленных, но и не расширит демократию, так как последняя связана с производственными отношениями, а не производительными силами, о чем «забывает» Мур. Если указанные роботы будут принадлежать отдельным классам и социальным группам, то никакой демократизации не произойдет при любом, сколь угодно высоком уровне компьютеризации и автоматизации производственных процессов. Последний лишь увеличит могущество и произвол одних и бесправие и подчиненность других. Таковы азбучные истины марксизма.

Концепция «информационного общества» не несет в себе ничего принципиально нового, опирается на основные идеи «технологического детерминизма». Единство философской и классовой сущности этих теорий проявляется прежде всего в сходстве предлагаемых ими путей улучшения социальной действительности — реформизме, абсолютизирующем производительные силы как единственное основание, причину исторических изменений, плюралистическом подходе, отрицающем исторический детерминизм, необходимость и неизбежность революционного ниспровержения капитализма, коренного преобразования производственных отношений.

Традиционной тенденцией в современной буржуазной философии и социологии является попытка выдвинуть некоторые детерминирующие связи, играющие роль условий, повода, функциональной и других сопутствующих детерминаций в социальном процессе, в качестве причины такого процесса. Наиболее «испытанными» выступают здесь различные варианты неомеханистическпх концепций, в которых осуществляется сведение социального уровня развития материи и, следовательно, социального взаимодействия к взаимодействию на биологическом и даже более низких уровнях. Сведение социального к биологическому было свойственно еще виднейшему представителю «первого» позитивизма Г. Спенсеру. Сегодняшние его последователи пытаются использовать современные данные биологии и социологии для того, чтобы произвести ту же непозволительную операцию.

Так, ученые Гарвардского университета Э. Уилсон и Ч. Ламсден (США) развивают концепцию «социобиологии» как науки «о биологических основах всех форм социального поведения у всех организмов» [см.: 279, с. 382]. Найдя «много общего» между биологическими и социальными взаимодействиями, они, с одной стороны, «подняли» биологическое до социального уровня, а с другой — «опустили» социальное до биологического, объявив общество «группой индивидов одного вида, организованных по принципу кооперации» [см.: 279, с. 425]. Отдавая по сути дела дань социал–дарвинизму, Уилсон и Ламсден высказывают убеждение, что все социальное поведение формируется в ходе естественного отбора. Отсюда возникает идея связать воедино генетическую и культурную эволюцию, обозначив это единство как «коэволюцию» [см.: 279, с. 99].

Уилсон предполагает, что социобиология как некоторая детерминистская концепция способна не только объяснять социальное поведение, но и предсказывать характерные черты социальной организации на основе знания популярных параметров и генетических программ поведения [см.: 278, с. 4]. Он даже пытается модернизировать синтетическую теорию эволюции, объявляя исходной единицей естественного отбора не популяции особей, не биоценозы, а …гены [см.: 278, с. 3]. Эволюционируют, таким образом, не виды, а гены, для которых индивидуальный организм является лишь носителем. Абсолютизировав «самостоятельность» генов в эволюционном процессе, Уилсон сделал следующий шаг, поставил в зависимость от генотипа социальное поведение личности и социальный процесс в целом. С его точки зрения, «бесспорно влияние генетических факторов на возможное выполнение некоторых широко определяемых социальных ролей» [278, с. 555]. Такая концепция представляет собой своеобразный «генетический детерминизм», чреватый далеко идущими выводами.

Характерно в связи с этим заключение, сделанное на основе рассмотрения основных положений социобиологии респектабельным еженедельником США «Тайм»: «Мораль и право отнюдь не являются только продуктом общественного прогресса, а идут из животного прошлого человека и коренятся в генах» [см.: 277, с. 18]. Социально–классовый смысл такого вывода не оставляет сомнений — оправдание существующего общественного строя — капитализма, негативные стороны которого списываются за счет издержек генотипического характера.

Биологические факторы, безусловно, присутствуют в «снятом» виде в социальных процессах, но с того момента, когда в этих процессах причинное отношение переместилось в сферу противоречия «социальное — циальное», биологические факторы стали выполнять роль условий. Вместе с тем условие определяет себя как таковое лишь в конкретном отношении с причиной. Поэтому вопреки утверждениям сторонников социобиологических концепций не только генетический процесс не может быть причиной социального, ио даже исследование генеалогии наследственных заболеваний, соотношения генетической и гормональной детерминации фенотипа человека невозможно без учета социальных факторов. Прекрасно иллюстрирует сказанное влияние на генотип такого социального фактора, как кастовая форма брака [см.: 92, с. 38].

В отличие от буржуазной философии марксизм–ленинизм никогда не скрывал своего классового, партийного характера. Напротив, марксистско–ленинская философия и социология всегда подчеркивали и подчеркивают связь своих теоретических положений с пролетарским движением, с делом построения социализма и коммунизма. Марксизм–ленинизм являет пример единства партийности и научности, гармонически сочетающихся в научном, коммунистическом мировоззрении. «Основную задачу тактики пролетариата, — писал В. И. Ленин, — Маркс определял в строгом соответствии со всеми посылками своего материалистически–диалектического миросозерцания. Лишь объективный учет всей совокупности взаимоотношений всех без исключения классов данного общества, а следовательно, и учет объективной ступени развития этого общества и учет взаимоотношений между ним и другими обществами может служить опорой правильной тактики передового класса» [4, т. 26, с. 77]. В этих словах весьма лаконично выражена связь объективности, научности рассмотрения исторического процесса с конкретной социальной направленностью, классовой ориентацией такого рассмотрения.

Диалектико–материалистическая концепция детерминизма не только позволяет увидеть исторический процесс таким, каким он объективно является, но и показывает пути воздействия на этот вопрос, возможности для передового класса — пролетариата — сообразно своим потребностям и в соответствии с познанной исторической необходимостью выбрать и стимулировать развитие определенной тенденции исторического процесса — тенденции становления коммунистической формации. Сопоставляя взгляд «объективиста» и материалиста на исторический процесс, В. И. Ленин отметил, что «материалист не удовлетворился бы констатированием «непреодолимых исторических тенденций», а указал бы на существование известных классов, определяющих содержание данных порядков и исключающих возможность выхода вне выступления самих производителей» [4, т. 1, с. 418]. Таким образом, научное мировоззрение обязательно учитывает диалектическое единство общего и единичного, абстрактного и конкретного в детерминации социальных процессов, в то время как «объективисты», кичащиеся беспартийностью, доходят в лучшем случае до констатации абстрактной общей необходимости, которая оборачивается отрицанием объективной необходимости, поскольку последняя всегда есть конкретная связь общего и единичного.

3. Методологическая роль детерминизма в формировании научного, коммунистического мировоззрения

На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС была подчеркнута необходимость перестройки идеологической работы в нашей стране [см.: 7]. Эта необходимость определяется не только возрастанием активности и технической оснащенности пропагандистского аппарата нашего классового противника, ио и значительным усложнением общественной жизни, новыми открытиями науки, что требует качественно