никаких хоть сколько–нибудь удовлетворительных решений назревших социальных проблем (не говоря уже о теориях качественного переустройства общества).

Что, например, предлагает Б. Стоукс (США) для решения таких актуальных проблем, как энергетическая, продовольственная, жилищная, проблема здравоохранения, демографическая и т. п.? Считая исходным уровнем социального процесса, причиной этого процесса локальные взаимодействия между людьми, он утверждает: «Человеческие проблемы требуют решений па уровне человека» [274, с. 14]. Конкретно это означает самостоятельное строительство и утепление жилищ, «самолечение», домашнюю систему получения и использования энергии (например, солнечной) и тому подобные «меры». Название работы Стоукса говорит само за себя: «Помогая самим себе: локальное решение глобальных проблем». Автор явно призывает человечество вернуться к натуральному хозяйству.

Перенесение основного внимания при анализе социальных процессов с производственных отношений на производительные силы приводит к уходу от марксизма–ленинизма, отстранению проблемы классовой борьбы и социальной революции и сведению всех вопросов общественного переустройства к решению задачи совершенствования техники и технологии. Именно поэтому идея «технологического детерминизма», базирующаяся на таком приеме, нашла столь широкое применение в современной буржуазной философии истории и социологии.

Концепция «технологического детерминизма» лежит в основе всех современных технократических теорий, спекулирующих на достижениях научно–технической революции. Имевшая особенную популярность среди западных социологов в 50–60‑е годы и являющаяся до сих пор фундаментальной для буржуазных концепций общества, теория «конвергенции» основывается именно на рассмотрении техники и технологии в качестве единственного базиса всех социальных отношений. «Конвергенция» (движение ко все большему подобию до неразличимости и слияния в единство) капиталистической и социалистической систем происходит, как представляется авторам этой теории, благодаря выравниванию уровней развития техники и науки.

Конкретизированная в теориях «стадий экономического роста» (У. Ростоу), «постиндустриального общества» (Д. Белл), «технотронного общества» (3. Бжезинский), «сверхиндустриалыюй цивилизации» (А. Тоф- флер) и т. и., концепция «технологического детерминизма» сохраняет во всех этих модификациях свою основную черту: метафизический детерминизм, доходящий до индетерминизма и субъективного идеализма.

Например, Белл активно выступает против исторического материализма как «монокаузальной» теории (аргумент тот же, что и у Ясперса), т. е. против фундаментального положения марксизма, указывающего на противоречие между производительными силами и производственными отношениями как на основную причину исторических изменений. Белл заменяет «монокаузальность» «поликаузальностыо», определяя в качестве равноправных причин общественного развития субъективные факторы [см. об этом: 101, с. 55–60]. Так намечается путь к плюрализму, являющемуся, по мнению Белла, основой идеологии и политики «постиндустриального общества».

«Технологический детерминизм» — ядро новой буржуазной утопии, рисующей «золотой век» социального равенства и справедливости, высокого массового потребления, который будет достигнут за счет НТР, без всякой классовой борьбы. Описывая подобную «технологическую республику», Бжезинский представляет ее как «утопический остров, на котором обычная диалектика развития приобрела столь акселерированный характер, что ни эволюция, ни революция больше не могут быть адекватными терминами ее описания» [234, с. 127].

Новая волна кризисов, захватившая буржуазный мир во второй половине 70‑х годов, заставила отказаться от многих утопических идей. Буржуазные социологи переходят теперь к пессимистической футорологии, утопии уступают место антиутопиям, в которых техника, научно–техническая революция начинают играть уже отрицательные роли, считаются причиной чуть ли не всех трудностей и бед.

Однако выросший на американской почве «технологический детерминизм» продолжает питать новые социальные концепции «спасения».

В настоящее время приобрела известность теория «информационного общества» (Белл). Еще в 1974 г., выступая с «пророчеством» относительно развития «постиндустриального общества», Белл отметил, что если определяющим признаком индустриального общества служит использование машин для производства товаров, то «организующим началом постиндустриального общества являются научные знания» [26, с. 3]. Так был сделан крен в сторону науки и научной информации как основы общественного развития.

Поддерживая эту мысль, Тоффлер в изрядно уже нашумевшем труде «Третья волна» отмечает, что уже сегодня из 2 тысяч работников половина имеет дело не с предметами, а с информацией [см.: 190, № 9, с. 79]. Это дает возможность (с учетом отмечаемой Тоффлером «демассификации» средств информации) перехода к работе на дому. Тоффлер рисует картину опустевших заводов и фабрик-—90% работающих манипулируют с электронной техникой дома. «Первая волна» связана с натуральным хозяйством, работой «на дому», прогресс в которой привел людей к общественному труду. «Вторая волна» обобществила труд до предела, «третья» ведет к упразднению общественного труда и следующей за этим «демассификации» сознания [см.: 190, № 7, с. 95–99]. Эти «исторические периоды» явно противопоставляются учению марксизма–ленинизма об общественно–экономических формациях. Революция в получении и переработке информации является у Тоффлера основанием всех социальных изменений.

Создание «нового информационного общества» становится возможным благодаря появлению новых информационных средств (ЭВМ) — «компьютерной революции». Информация, заявляет Дж. Бурстин (США), одинаково входит в дом богатых и бедных, белых и черных, молодых и старых. Новые информационные системы способствуют созданию качественно иной технологии производства, что ускоряет технический прогресс и приводит к конвергенции социальной системы, когда «все становится похожим на все» [233, с. 5–7].

Белл считает, что «информационное общество» вносит существенные коррективы в марксизм: «С сокращением рабочего времени и роли производственного рабочего (который в марксистской теории является источником стоимости) становится ясно, что знание и его приложения замещают труд в качестве источника «прибавочной стоимости» в национальном продукте. В этом смысле, так же как капитал и труд были основными переменными величинами индустриального общества, информация и знание — решающие переменные постиндустриального общества [231, с. 166]. В качестве доказательства этой мысли приводятся факты рентабельности вложений в науку.

Действительно ли тут названа принципиально новая основа получения прибавочной стоимости? Аргументация Белла лишь подтверждает тот факт, что в эпоху НТР наука становится непосредственной производительной силой общества. Однако Белл пытается интерпретировать его в том смысле, что материальная детерминация уступила место идеальной. Как мы уже выяснили, возрастание роли субъективного фактора приводит к повышению значимости звена И -> М в общей цепи человеческой деятельности и познания М. — >И->М'. Опосредование научной мыслью ускоряет и делает более эффективным процесс детерминации материального материальным, осуществляемый в производстве материальных благ. Увеличение доли «идеализированных» моментов в производстве не отменяет материальную основу такой идеализации. Получение и использование информации по–прежнему производится в труде.

Создание материальных ценностей при помощи информации предполагает, безусловно, деятельность по получению и переработке такой информации. Компьютеры ускоряют и качественно преобразуют эту деятельность, но не отменяют человека полностью. Интеллектуальная деятельность человека получает орудия, становящиеся все эффективнее (то же самое ранее происходило с орудиями физического труда), что находит отражение в интеллектуализации всей трудовой деятельности человека, повышении ее напряженности в этом аспекте.

Эксплуатировать, как показывает практика буржуазного мира, можно и интеллектуализированный труд. Распределение материальных и духовных благ по–прежнему, как и во времена К. Маркса, зависит от формы собственности на средства производства, включая и компьютерную технику. В связи с этим несостоятельны попытки теоретиков