– Он не в роли! – горячо заверила её Пушкарская, – он по жизни такой! Мою Кларочку просто затиранил! И постоянно притесняет её!

– Притесняет?

– Ну, конечно! – горячо проговорила Софья Михайловна, – ролей ей хороших не даёт! А Кларочка у меня талантище!

– Да, конечно…

– Вот, и вы заметили!

Мирослава не стала возражать.

А Пушкарская продолжила:

– Иной раз такая злость меня разбирает, что голову бы ему открутила своими руками!

«Ого, – подумала Мирослава, – вот вам и добрая интеллигентная женщина».

Она внимательно посмотрела на сверкающие гневом глаза Пушкарской и исказившиеся черты лица.

«А что, она вполне могла убрать с пути дочери препятствие и в любви. Однако это должна была быть Антонина Бессонова. Почему жертвой стала Екатерина Терентьевна?»

Мирослава собралась спросить Пушкарскую, как она относится к своему зятю, но не успела.

Софья Михайловна проговорила с возмущением:

– Он всячески мешает Кларе стать актрисой первого плана, но как только петух его клюнул в одно место…

– Что вы говорите?! – не поверила Мирослава.

Пушкарская махнула рукой и пояснила:

– Анишина заболела, он сразу же мне звонит: «Выручайте, Софья Михайловна!».

– Кто вам звонит?

– Да режиссёр же!

– А почему он звонит вам, а не Кларе?

– Кларочка, видно, отключила телефон, – почему-то виновато призналась Пушкарская.

– А вы передали ей просьбу Карабаса Барабаса, тьфу ты… Альфреда Фёдоровича?

– Нет, – поджала губы Пушкарская и неожиданно стала оправдываться: – Я не злыдня какая-то и несколько раз на дню пыталась дозвониться до Клары, но так и не смогла. А Феде звонить я не решилась.

– Федя – это ваш зять?

Пушкарская кивнула.

– И что он за человек? – как бы невзначай спросила Мирослава.

– Фёдор замечательный человек! – с неожиданным для Мирославы воодушевлением ответила Софья Михайловна.

– Он, наверное, и сюда к вам приезжает?

– Не так часто, как мне хотелось бы, – вздохнула Пушкарская, – но всё-таки Федя бывает у меня чаще Кларочки.

«Странно, что муж и жена приезжают врозь и мать Клары это не настораживает».

Она уже не сомневалась в том, что Софья Михайловна в курсе шашней её дочери с саксофонистом Бессоновым. Но спрашивать об этом, естественно, не стала. Только посочувствовала:

– Вам, должно быть, тяжело безвыездно жить в дачном посёлке?

– Ну, что вы! Наоборот! Я бы тут с удовольствием круглый год жила. Но обстоятельства не позволяют.

– В этом году вы хоть раз выезжали из «Удачного»?

– Нет, зачем? Продукты все можно купить в местном магазине или у местных на ярмарочке, на пятачке возле гор. Меня не тянет в город, – призналась она печально.

– А мне теперь, – вздохнула Мирослава притворно, – придётся ехать из-за необязательности Клары в Невельское.

– Городок называется Невельский, – сухо поправила Софья Михайловна.

– Хорошо. И на какой улице в Невельском живёт Татьяна Лобецкая?

– На Давиденко дом двадцать два, – ответила Пушкарская и тотчас попросила: – Вы уж не ругайте мою Кларочку. Сами подумайте, не могла же она бросить в беде свою подружку.

– Ладно, – ответила Волгина.

Она и в самом деле не собиралась скандалить со Шляхтиной.

Мирослава уже попрощалась с Пушкарской и направилась к калитке, когда Софья Михайловна окликнула её:

– Подождите минуточку!

– Да? – обернулась Мирослава.

Пушкарская замялась, а потом всё-таки спросила:

– Как вы думаете, этот людоед не выгонит Кларочку из театра?

«Да, – подумала Мирослава с иронией, – кажется, Гульнова повысили в должности», – и пожала плечами:

– Мне это неведомо.

– Бедная моя девочка, – завздыхала Пушкарская.

Мирослава тем временем поспешила выскользнуть за калитку и быстро пошла к месту, где оставила автомобиль.

Втайне она опасалась, как бы по пути её не отловили баба Маша или Рамир Муратов и не стали зазывать к себе отведать лепёшек по местному рецепту или попить ещё чаю.

Но ей повезло, на улице не было ни души.

Пост на выезде тоже пустовал, и Мирослава беспрепятственно покинула дачный посёлок.

И всю дорогу ей не давала покоя одна мысль: «Могла ли Пушкарская убить Самойлову? И почему именно её, а не Антонину Бессонову?»

То, что Пушкарская могла незамеченной покинуть дачный участок, Мирослава не сомневалась.

Но возникало одно «но». Как соседи могли видеть её на собрании в день убийства? Не могли же они сговориться? А вот перепутать день могли вполне. Либо ошибались в том, что Софья Михайловна на этом собрании присутствовала.

Детектив невольно вспомнила, как горели глаза Софьи Михайловне, когда она говорила о режиссёре Гульнове, и по её коже пробежали мурашки.

Сверившись с картой, Мирослава поняла, что в Невельский она может заехать по пути в Волчеморск. Так что нет никакого смысла сначала ехать в гостиницу, а потом опять в пригород.

Через час она въехала в небольшой зелёный городок, расположенный на живописном фоне гор. Увидела она и бегущую с гор реку, которая, оказавшись на относительно ровном месте, продолжала бежать, не сбавляя скорость, и шипеть, разбрызгивая капли холодной и кристально чистой воды.

«Красота!» – подумала Мирослава и сразу вспомнила тяжеловатое медленное течение абсолютно непрозрачной Волги.

Река давно нуждалась в капитальной очистке. Всякий раз, читая об очередной гибели рыбы, в том числе и такой ценной, как стерлядь, Мирослава помимо воли представляла средневековую Русь и частокол с насаженными на него головами тогдашних чиновников, то бишь бояр и служивых людей.

Волгина не считала себя жестоким человеком, но иногда ей казалось, что только этот метод и может заставить директоров предприятий и других ответственных лиц прекратить загрязнять Волгу, сбрасывая в неё неочищенные отходы производства.

Этой горной речушке повезло, никаких тебе производств по берегам, беги и сверкай чистотой.

Оторвав взгляд от реки, Мирослава остановила машину и, уважительно склонив голову, спросила у седого мужчины, ведшего под уздцы симпатичного ослика, как ей доехать до Давиденко, дом двадцать два.

– Езжай, дочка, прямо, – ответил он ей, – на первом перекрёстке свернёшь налево. Это и будет улица Давиденко. А номера домов крупно написаны белой краской, так что ты легко найдёшь то, что ищешь.