Первым делом, войдя в свой номер, Волгина сбросила тесные туфли.

Она позвонила Морису и расспросила о делах в агентстве.

Тот с улыбкой сообщил о домогательствах Наполеонова и вполне серьёзно проинформировал её о звонках Инессы, добавив:

– Она, кажется, нервничает.

– Ты сказал ей, что меня нет в городе?

– Сказал.

– И о том, что я занимаюсь её делом?

– Сказал, но, по-моему, это только раззадорило Бессонову. Она сказала: «Как можно заниматься расследованием убийства бабушки, уехав из города?»

– И что ты ей ответил? – живо поинтересовалась Мирослава.

– Что у вас свои методы, – вздохнул Миндаугас.

– Молодец!

– Молодец-то молодец, но…

– Никаких но, – перебила она. – Я скоро приеду.

Говорить своему помощнику о том, что у неё появилась подозреваемая, Мирослава не стала. Она просто попрощалась и положила трубку.

– Даже тебя к телефону не позвала, – сказал Морис сидевшему рядом коту.

Дон вздохнул.

– Ничего, – погладил его Морис, – зато твоя хозяйка обещала скоро приехать.

Дон внимательно посмотрел в глаза Миндаугасу.

– Честно, честно, – заверил его Морис и укорил: – И напрасно ты думаешь, что я просто тебя успокаиваю.

Кот молча отвернулся.

– Меня бы самого кто успокоил, – обронил Морис по-литовски.

Но, о чудо, кот повернулся, запрыгнул к нему на колени и замурлыкал.

Морис растерялся от неожиданности, а потом подумал: «Не иначе как Мирослава права, и коты на самом деле невидимой нитью связаны со вселенским разумом».

На следующее утро Мирослава отправилась в дачный посёлок, в котором всё лето проживала тёща Фёдора Шляхтина Софья Михайловна Пушкарская.

Волгина старалась точно следовать указаниям, данным ей Фёдором.

Несмотря на отличную память, она всё-таки записала, где и в какую сторону нужно сворачивать на развилках, которых тут оказалось видимо- невидимо.

Уверенная в том, что не сбилась с дороги, она добралась до огромного осколка скалы, напоминающего клык волка. Он устремлялся так высоко в небо, что, чтобы рассмотреть его хорошенько, Мирославе пришлось выйти из машины и задрать голову.

– Впечатляет, – сказала она вслух.

После чего обратила внимание на стоящий рядом указатель.

На нём было три таблички с надписями.

Первая сообщала: «Прямо пойдёшь – об меня лоб расшибёшь», вторая гласила: «Налево свернёшь – в «Волчью яму» попадёшь».

Хорошо, что Фёдор заранее ей объяснил, что «Волчья яма» не что иное, как глубочайшая пропасть.

И наконец, на третьей табличке было написано: «Свернёшь направо – будет застава. А за ней посёлок дачный. Называется Удачный».

Мирослава улыбнулась: «Сразу видно, что надписи делал большой юморист. Да и люди здесь, видать, живут весёлые».

Она села в машину и свернула направо.

Указатель не обманул, минут через десять она доехала до так называемой заставы, то есть охранного поста перед въездом в посёлок. Вот только не было там ни души, кроме вороны, сидевшей на высоком столбе.

Ворона посмотрела сверху вниз на высунувшуюся из машины Мирославу и громко сказала «кар». То есть дала добро на въезд.

Мирослава поблагодарила птицу, вышла из машины, подняла шлагбаум, пересекла невидимую границу, отделявшую «Удачный» от всего другого мира, снова вышла из машины, чтобы опустить шлагбаум.

Никто ей не воспрепятствовал. Никто не спросил, зачем и к кому она едет, так как, кроме вороны, интересоваться ею по-прежнему было некому.

«Ну, и дела, – подумала Мирослава, – прямо как в рассказах тёти Вики об СССР».

Тогда никому и в голову не приходило охранять дачные посёлки, впрочем, как и многое другое.

Проехав несколько метров, Мирослава оказалась на утрамбованной грунтовой дороге.

«Да тут и асфальта нет», – не очень сильно удивилась она.

Грунтовая дорога сменилась щебёнкой, а через несколько метров тряски появился и асфальт, хотя Волгина уже и не чаяла его увидеть. Теперь она сбавила скорость и на медленном ходу двинулась дальше, стараясь не попустить дом Пушкарской.

Он оказался довольно далеко от въезда в посёлок. Стоял себе на чётной стороне за зелёной калиткой и не слишком высоким забором. Через него Мирослава увидела, что окна в небольшом двухэтажном доме все до одного занавешены голубыми занавесками.

«Неужели хозяйка до сих пор спит?» – недоумевала Мирослава.

Солнце тем временем приближалось к зениту.

То, что собаки в доме нет, Волгина поняла сразу.

Перед домом располагался небольшой цветник, с одной стороны дома виднелись грядки с томатами, перцем, зеленью и некоторыми другими овощами. С другой стороны – жёлтые бока солнцу подставляли привольно развалившиеся на земле тыквы. За домом, по-видимому, был сад. Из-за забора трудно было рассмотреть, что за деревья там росли.

– Гражданочка, что это вы тут высматриваете? – раздался за её спиной сердитый женский голос.

Мирослава быстро обернулась.

Перед ней стояла рослая женщина средних лет в тёмной юбке и светло-серой льняной кофте с закатанными рукавами. На голове у неё был платок, завязанный точь-в-точь так, как у Солохи в старом советском фильме по повести Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Мирослава улыбнулась как можно приветливее и ответила:

– Мне нужна Софья Михайловна Пушкарская. Я специально к ней из города приехала.

– И за какой же такой надобностью вы к ней пожаловали? – не отступала сердитая Солоха.

– Об этом я скажу только самой Софье Михайловне.

Женщина недовольно покачала головой.

Внезапно раздался мужской голос:

– Римульчик! Ты никак шпионку отловила?

Из соседнего забора выкатился мужичок невысокого роста с бородкой, с быстрыми карими глазами и в старой спецназовской форме.

– Тебе бы, Рамир, только шуточки отпускать да анекдоты травить. Между прочим, сегодня твоя очередь дежурить, а ты дома прохлаждаешься!

Не обращая внимания на осыпавшую его упрёками Солоху, мужчина представился:

– Рамир Муратов, майор в отставке, – и протянул руку.

– Очень приятно, Мирослава Волгина, – детектив крепко пожала протянутую мужчиной руку.

– Наш человек, – одобрил он и, обращаясь к Солохе, проговорил: – Чего ты тут раскудахталась, Сергеевна, точно из-под твоей задницы только что тёплое яйцо вытащили?