Он протянул букет:

— Цветы-то возьмешь?

Я ни секунды не сомневалась: Паша сейчас наблюдает через щелочку в шторе.

Но именно в отделе резонансных преступлений служил мой злой гений Галина Георгиевна, поэтому Паша прав: ссориться с Нурланом нельзя было ни в коем случае.

Мгновенно трансформироваться из тигрицы в ми-ми-мишную кошечку сложно, но я умела.

Благодарно взяла букет. Нежно чмокнула Нурика в щеку. Пролепетала:

— Какой ты милый!

Про себя подумала: «Сволочь, и адрес узнал! Думал, небось сразу в койку его поведу».

По счастью, на наших выселках недавно открыли неплохую пиццерию с дровяной печью, и я затараторила:

— Нурланчик, вообще я очень рада тебя видеть! Пойдем, алаверды, тоже пиццей угощу! Не такая вкусная, как у тебя в Пскове, но не хуже!

Он усмехнулся:

— Два варианта. Там или мужик. Или труп.

— Э… ты о чем?

— Уж очень старательно от дома уводишь.

— Ой, Нурлан, да не труп у меня, а кагал! Родственники заявились. Тетя, две сестры двоюродные, племянница…

Гость по-хозяйски взял под руку. Проворчал:

— Болтовня и вранье. Ладно, пошли сначала в пиццерию.

Рука плавно переместилась мне на талию.

Ладонь уверенная, горячая. И парень шикарный. Глаза бархатные, подбородок квадратный, фигура накачанная — все, как мне нравится. До чего некстати Паша вернулся из своей Индии! Но теперь ничего не поделаешь. В присутствии шефа — и эталона всех мужчин — ни о каких посторонних амурах речи быть не может.

Вырываться из объятий Нурлана я, конечно, не стала. Но вместо любовного токования с любопытством спросила:

— Чего тебя главк-то позвал? Дела объединили, что ли?

— Да, — очаровательно улыбнулся псковский поклонник. — А лично мне просто повезло. Друган по ВШМ[19] теперь на Петровке, на этом же деле. Вот и организовал командировочку. Сегодня на адрес вместе ездили.

— Куда? — Глаза мои сами собой округлились.

А Нурлан не без гордости доложил:

— Большую птицу закрыли. Антонину Валерьевну Сидорину. Директоршу инвалидного центра.

Федор

Тренер в спортивной школе заставлял их стоять в планке на локтях по сорок минут. Когда девчонки начинали плакать (да и пацаны от адского напряжения всхлипывали), пренебрежительно говорил:

— Дохляки. Мао Вэйдунг[20] больше четырех часов продержался.

Или Леонардо да Винчи цитировал: «Любое препятствие преодолевается настойчивостью».

Он вообще сволочь был, этот тренер. Издевался как мог. Заставлял голыми в вертикальном шпагате стоять. Сальто с завязанными глазами делать. Скакалкой лупил. Но если кто из слабаков жаловался, приезжала комиссия, начиналась проверка — остальные спортсмены стояли горой. Твердо, как на допросе, твердили: «Не было ничего». Потому что понимали: для их пользы страдания.

Им сызмальства вбили в голову: если характер не закалить, ничего не добьешься. Не только в спорте — в жизни тоже.

Вон, Федор давно из гимнастики ушел, рекордов никто не требует. Чтобы лопухов паркуру учить, простой утренней зарядки достаточно. Но все равно — он держит, обливаясь слезами, планку. До желтых мушек и шума в ушах отрабатывает сложные элементы. Бегает кроссы со свинцом на щиколотках. Да, тяжко. Но когда умеешь терпеть, всегда своего добьешься. В любом деле.

Федор вспомнил, как начинался его канал на «Ютьюбе». Девять подписчиков, ехидные комменты: «Чего ручки дрожат? Смотри, не свались!» Снимал с простого телефона, по экрану шли блики, плясали тени.

Но он шел и шел вперед, неудачное отметал, успехи развивал. В долги залез, когда понял: со съемками на любительский телефон далеко не уедешь. Приобрел видеокамеру. Учился выставлять свет. Накладывать музыку. Курсы речи закончил — там шепелявость убрали и голос бархатным сделали. На семинары обучающие ездил — разумеется, за собственный счет. Одежду для съемок подбирал правильную — не с рынка. Причем деньги вкладывал безо всякой надежды на успех. Плюс пудовой гирей всегда Ярик на шее висел: за лекарства плати, за Центр его инвалидный — вообще разориться.

И когда канал наконец принес деньги — совсем смешные, меньше тысячи, при том что вложил почти полтинник, — Федя впервые в жизни расплакался.

Не потому, что мало. Именно тогда почувствовал: слезы, пот и работа без отдыха наконец-то дали плоды. И теперь понесется, как снежный ком.

Так и вышло: настоящая «МММ», только безо всякого риска. Двадцать косарей. Сто. Двести. Первый миллион… Причем обратился из нищего в принца за какие-то пару недель!

О своих успехах не распространялся. В батутном центре, конечно, догадывались: если у канала шестьсот тысяч подписчиков, владельцу за рекламу немало капает. Но мать — та понятия не имела. А Ярику деньги вообще до фени.

И светить доходы, вкладывать их в пошлый ремонт или поездки на море Федор решительно не собирался. Единственное, на что бы отдал все до копейки — чтобы брата в нормального пацана превратить. Но знал: подобное невозможно. Поэтому распорядиться средствами решил по-другому.

Мамаша пусть остается в их ободранной квартирешке. Будет пытаться заново жизнь построить или опять запьет — ему плевать по большому счету. А они с Яриком махнут на Бали. Брательника — в крутой реабилитационный центр. А самому — тренироваться. Плавать. Снимать новые видео для канала.

Как раз и в Москве больше ничего не держит.

После ареста Антонины Валерьевны Центр реабилитации больных аутизмом закрыли. Пациентам предложили перейти в государственные учреждения. Брали без оглядки на прописку и безо всяких очередей, но почти все отказались. Опыт взаимодействия с бесплатной медициной был у каждого больного, и те, у кого имелись хотя бы минимальные средства, повторять его не хотели.

Ярик (как положено с его болезнью) друзей-приятелей не имел и судьбами бывших соучеников не интересовался. Федора их будущее тоже не особо занимало. Слышал краем уха, когда забирал медицинскую карту брата: кого-то будут на другой конец Москвы в коммерческие центры возить, кому-то сиделку возьмут.

— А у вас какие планы? — грустно спросила рыженькая Ксюша.

Федор только что подал документы на загранпаспорта себе и брату, но трепаться не стал. Неопределенно пожал плечами.

Упрашивать мать, чтобы посидела с Яриком, или таскать младшего с собой на работу ему не хотелось. Решил: пока документы делаются, он сам с брательником побудет. Деньги больше не нужны, а батутный центр давно в печенках сидит.