— Вот младший, — шепнула я Паше.

Федор обнаружился в зоне для экстрима. Вокруг него сгрудились подростки. Единственная среди парней девочка с розовыми волосами канючила:

— Федюнечка, ну покажи мне тройное, а?

— Взрослых туда пускают? — шепнул мне Паша.

— Да. Но у Федора полная запись.

— Я не к нему. Сам попрыгаю. И понаблюдаю. А ты иди, иди, — подтолкнул меня под попу.

И отправился на ресепшен покупать себе билет.

А я с удовольствием покинула батутный центр, поднялась на первый этаж и вступила в толпу супермаркета.

Хорошо бы думать, что Паша меня банально приревновал к красавцу Федору. Но я прекрасна знала Синичкина и видела: у него именно оперативный интерес. Причем к обоим братьям.

«Может, Ярик только играет в аутиста? — мелькнула странная мысль. — И сам, в маске убогого, убивает?!»

Он отправил меня к Ольге — и та погибла. Он указал на Лейлу — и та мертва.

«А Леня Симачев, который подростков расстреливал, — его друг. Банда сумасшедших… Нет, Римма, что-то тебя заносит».

И я сосредоточилась на продуктах.

Набрала огромную телегу, с трудом впихнула ее в лифт, перегрузила в машину.

Снова надела очки и заглянула в батутный центр.

Застала идиллическую картину: Паша и Ярик сидели рядышком на батуте. Дорофеев-младший что-то рассказывал, яростно жестикулируя. Синичкин старательно кивал. Федор вел очередную тренировку — теперь индивидуальную, с толстым дядечкой. У того никак не получалось сальто назад, инструктор снова и снова его подхватывал, весь взмок от напряжения и в сторону брата даже не смотрел.

Зато Паша меня вычислил — будто в него датчик встроен. Показал на пальцах: две минуты.

Я вернулась в машину. Синичкин, как и обещал, пришел быстро.

— Ну, узнал что-то? — Я умирала от любопытства.

— Пока особо ничего. Но Ярик твой триста сорок три на двадцать восемь в уме перемножает, — слегка невпопад ответил Паша. — И логические задачки щелкает за доли секунды.

— Значит, он всех убил, — саркастически усмехнулась я. — А Леня Симачев — его друг. Подельники.

Синичкин промолчал, отвернулся к окну.

Мы вернулись домой. Я с удовольствием нагрузила шефа пакетами из магазина, немедленно бросилась на кухню и в изумлении услышала, как Паша кричит с порога:

— Римма, адрес у Дорофеевых какой?

— Кетчерская, сорок восемь, квартира сто восемьдесят четыре. А зачем тебе?

— Хочу одну идею проверить.

— Мне с тобой?

— Не надо. Обед пока приготовь. Я ненадолго.

Ушел — и опять оставил меня в недоумении. Зачем ему туда? Дорофеевы — в батутном центре. С их матерью хочет поговорить? О чем?

Но забивать себе голову Пашиным сыском не стала. Будешь думать о постороннем, обед получится без души.

Синичкин явился через полтора часа, и стол был уже накрыт. Он с удовольствием оглядел канапе с красной икрой. Отбивную на подушке из трав. Маринованные грибочки с лучком и домашним майонезиком. Запотевшую водочную бутылку.

Пробормотал:

— Как мне этого не хватало!

Жевал, жаловался:

— В Индии тоже иногда готовят нормально, но всегда как под дулом: отравят или выживешь?

— Тебя травили?

— Многократно. Но я применял авторский способ дезинфекции.

— Какой?

— Каждое утро полоскал горло вискарем.

Он с наслаждением запил водку минералкой, со знанием дела произнес:

— У нас даже вода вкусней.

Я смотрела на него — и умирала от счастья. Неописуемый восторг, когда голодный взгляд любимого мужчины сначала становится сытым, потом масляным — а далее жадно устремляется на твою собственную плоть!

Я быстренько (словно бы умоталась на кухне) переоделась в короткое, расстегнула верхнюю пуговку блузы.

Синичкин потянул меня из-за стола на диван.

И ровно в этот момент — разве бывает иначе, если вместе собираются частные сыщики? — у меня зазвонил мобильник.

По официальному аппарату я бы не ответила — в конце концов, суббота, законный выходной. Но игнорировать резервный номер было нельзя.

— Римуля? — услышала я веселый голос опера из Пскова Нурлана. — Спускайся. Я у подъезда.

— Где?! — вместо вопроса вышло странное сипение.

— У подъезда. На лавочке, — терпеливо повторил он. — Ты выйдешь или мне подняться?

— Нет-нет, — в ужасе пролепетала я. — Сейчас, подожди… Пять минут.

Пыталась прикрывать телефон рукой, отодвигаться от Паши — но детектив гораздо лучше, чем обыватель, чувствует фальшь. Плюс сидим рядом, а мембрана у аппарата сильная.

Закатывать сцен Синичкин не стал. Спросил почти равнодушно:

— Твой новый?

Меня бросило в краску — в первую очередь из-за его небрежного тона. Горячо выкрикнула в ответ:

— Не нужен мне никто новый! Это опер из Пскова. Он выезжал на труп Ольги, так и познакомились. Мы… мы с ним вообще ничего. Он мне инсайт сливал, чисто по дружбе…

— А сейчас он тут зачем? — благостный тон Паши неуклонно леденел. — Новый инсайт привез? Специально из Пскова? Под твои окна?!

— Я… я не знаю. Пашенька, — сложила руки в мольбе, — давай, я его пошлю просто?!

— Эх, Римма! — Синичкин снисходительно улыбнулся. — Пора бы усвоить: оперов, даже из Пскова, людям нашей профессии посылать может быть просто опасно. Так что иди. Развлекайся.

— Паша, — заволновалась я, — но ты ни в коем случае не уезжай! Посмотри телевизор пока, кофе себе свари! Я только узнаю, что ему нужно, и сразу вернусь.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Синичкин. — Я останусь.

И уже в спину добавил:

— Почитаю Шекспира. «О, женщины, вам имя — вероломство!»

Можно подумать, сам мне в Индии не изменял. Но если сейчас начать спрашивать — мигом догадается, что мое собственное рыльце в пушку. Скорее бежать, пока Синичкин не уловил исходящие от меня волны раскаяния.

* * *

Нурлан выглядел торжественно. Благоухал лосьоном, рубашка наглаженная, в руках тюльпаны. Вот я влипла! Боже, что делать?!

— Ты зачем приехал? — с места в карьер рубанула я.

Гость безмятежно улыбнулся:

— Командировка. По указанию главка.

— А главк в каком подъезде? В моем — или в соседнем? — Я продолжала сочиться ехидством.

— Нет. Главк отправил меня на Петровку. В отдел резонансных преступлений.