Улыбка у нее была теплой и доброй, с намеком на стойкость и смирение. Но было что-то в ее позе, в голосе, что намекнуло ему на зловещие подводные течения: она полностью осведомлена, что́ он свершил, какую роль сыграл в освобождении Митра и Теодота, о том, что он сам отправился в дом к Леандру, не посоветовавшись с ней, где обнаружилась гора трупов. В ее голосе он засек предупреждение, намек на металл и твердость, какие она явила в комнате у Электры, и он с нетерпением ждал, когда сможет убраться от матери.

– Иди поцелуй меня, прежде чем меня покинуть, – сказала она, когда он встал. – Сейчас такое время, что всем нам надо быть внимательными. За всем присматривать, прислушиваться – даже к малейшему шепоту.

* * *

Стражник при Оресте куда-то делся, замены ему у двери не возникло. Орест спал урывками и проснулся от шума чьего-то присутствия у себя в комнате. Испуганно сел, Электра зашептала, чтоб вел себя тихо, не возился.

– Мать спит, стражники, верные ей, не видели, как я сюда пришла, – сказала она. – За дверью – один из моих. Уловишь звук – это предупреждение, чтоб сидели молча, совершенно молча.

– Чего тебе надо? – спросил Орест.

– Эгиста нет, можем действовать. Больше нет у нее защитника. Она теперь не захочет оставаться со мной один на один – даже близко от меня. Когда гуляла со мной по саду сегодня, до того, как ты вернулся, держалась на расстоянии, но больше она со мной по саду гулять не станет. Больше не дерзнет. Боится.

– Чего?

– Того, что я с ней сделаю.

Оресту на миг показалось, что он перестал дышать.

– На пути в погруженный сад есть шаткие ступеньки, – продолжила Электра. – Мать ходит там каждый день. Это часть ее прогулки – после того, как мы расстаемся. Завтра после обеда пойдешь с матерью. Держаться будешь как обычно. Трое стражников последуют за вами, но, когда окажешься у ступенек, двое устранят третьего и уберутся сами. Все сделают тихо. Не глазей на это. Не привлекай внимания. Нож, который тебе пригодится, будет под шатким камнем третьей ступени, если считать сверху. Возможность – одна-единственная. Упустишь – она прикончит нас обоих.

– Ты хочешь, чтобы я ее заколол? – спросил Орест.

– Да. Она убила твоего отца собственными руками, приказала похитить тебя, забрать Теодота и Митра. Приказала убить всю их родню.

– Я видел, как убивали Ифигению, – произнес Орест чуть ли не для того, чтобы сменить предмет разговора, отвлечь ее. – Я видел.

– Что ты видел, не имеет значения, – сказала Электра.

– Это сделал отец, – сказал Орест. – Я видел, как мой отец наблюдает…

– Ты боишься? – спросила Электра.

– Чего?

– Убийства.

– Нет.

– Когда все будет кончено, верные нам стражники откроют дворцовые ворота, явятся другие, разберутся с той частью стражи, которая осталась верна матери. Убьют тех, кого она отправила резать семью Теодота. Дворец будет наш.

– Откуда ты знаешь, что двое завтрашних стражников – за тебя? – спросил Орест.

– Я вложила труд и подготовилась к завтрашнему. Она тебя не заподозрит. Никто не догадывается, какой ты храбрец.

– Откуда ты знаешь?

Электра на миг задумалась, улыбнулась.

– Я об этом молилась, – произнесла она. – Что ты вернешься храбрым. Я знаю, ты храбр.

– Я уже убивал, – сказал Орест.

– Мы разберемся со всеми нашими врагами, когда возьмем власть в свои руки, – продолжила Электра, не обратив внимания на сказанное Орестом.

Орест молчал.

– Замысел полностью готов, – говорила Электра дальше. – Ты – единственный, кто способен его воплотить.

– Разве нельзя просто поймать ее? Выслать куда-нибудь?

– Куда? Слушай, стража скоро придет в этот коридор. Мне нельзя оставаться тут с тобой. И, пока все не свершится, я не смогу позволить себе тебя видеть. Посижу у себя с Иантой, пока не придет весть, что мать убита. Буду молиться богам, чтобы все свершилось.

– Нож будет на месте?

– Он уже там. Третья ступенька, шаткий камень. Она оставила его.

Ночь истекала, и он знал, что поступит по слову сестры. Отомстит за гибель отца. Завтра он сделает все, чтобы мать ему доверяла. Станет обращаться с ней по-доброму, изобразит покорность и желание слушаться ее, а затем будет храбрецом.

В разгар утра он уже едва ли не завидовал матери: ей хватило решимости вырезать целую семью, а затем спокойствия, чтобы гулять по саду, выходить к столу и за столом болтать о пустяках. Должно быть, так же было с ней и в день, когда она убила отца. Он помнил ее, улыбчивую, у дворцовых дверей – само гостеприимство.

Она умеет убивать, думал он. Она знает, каково это – убить. Но тут его осенило, что и он это знает: он не ждал наставлений Леандра, перед тем как убить стражника и тех двоих, что пришли к дому старухи. Воспользовался обстоятельствами. Сейчас ему оставалось только одно: просить помощи у отцова духа, просить сил, но просить и дара не показать свою силу, пока не наступит нужный миг.

Смелости просить не придется, думал он. Смелость уже при нем.

* * *

Они встретились у нее в комнате, и мать сообщила, что ускорит его отбытие.

– Еще немного, – сказала она, – и некоторые дороги перестанут быть безопасными. Лихое сейчас время. Динос известил меня, что сейчас ему по силам обеспечить тебе сохранность. Он встретит тебя на полпути, но отправит вперед кого-то из своих людей, чтобы они нашли тебя раньше. Лучше всего выезжать с первым светом. Я выбрала самых доверенных и способных стражников оберегать тебя в начале твоего странствия. Нам неизвестно, что здесь будет происходить. Для повстанцев, как я уже говорила, ты – золотая добыча, единственный сын твоего отца.

Если мать способна притворяться с такой захватывающей дух легкостью, думал он, ему тоже это по силам. Он сосредоточивался на каждой интонации своего голоса, на каждом жесте. Изобразил, что готов подчиняться, однако целиком погрузился и в подробности, словно у него была власть и он желал все взвесить. Сделал вид, будто заботит его только одно: как лучше всего начать путь.

Они поели вместе, он внимательно слушал мать, одновременно стараясь не наблюдать за ней слишком пристально. Сообщил ей, что он устал и не выспался, добавив, что рано отправится в постель нынче вечером, она ответила, что и сама ляжет спать пораньше, чтобы встать до рассвета и проводить его.

Он был с ней, пока она готовилась к прогулке в саду. Старался не смотреть на стражников, ожидавших у ее дверей, готовых сопровождать ее, и промолвил как можно небрежнее, что, вероятно, прогулялся бы с ней: прогулка поможет ему заснуть, когда придет вечер.

Призвав на помощь отца, он представил себе грядущее как нечто благословленное богами, нечто полностью в их власти.