— Дело не только в его словах. Вчера я была в покинутой столице, видела своими глазами разрушенные дома, храм и доказательство нашей вины. Мне жаль, что люди предали ваше доверие, Айоней. Жаль, что вашему народу и вам лично пришлось заплатить такую цену. В этом нет справедливости, только хаос, боль и потери.

Сехеди сжимает губы и складывает руки на груди. Слушает, не принимая, но и не отвергая моих слов. И я продолжаю:

— Не в моих силах изменить прошлое, я не прошу вашей милости, а тем более дружбы и уважения. Знаю, что мне только предстоит их заслужить, понимаю, что путь этот будет непростым. И всё же хочу, чтобы вы знали: я буду стараться стать лучше. Для Дорнана, для вас и для всех, живущих к северу от Стены.

Вот и всё, слова произнесены, совсем не так сложно признать свою ошибку. Казалось бы, я должна почувствовать досаду и разочарование, ведь в этой схватке я проиграла с оглушительным треском, но вместо этого приходит покой. Впервые с того момента, как попала за Стену, я не сомневаюсь в правильности своего поступка, как бы он ни выглядел со стороны, что бы про него ни говорили окружающие.

— Что ж, — медленно и как-то очень задумчиво произносит сехеди. — Сам себе не верю, но, похоже, тебе удалось меня заинтересовать, человеческая женщина, — в этот раз обычно пренебрежительное обращение в его устах звучит немного по-другому, иронично и самую малость одобрительно. — Ты же не ждешь, что теперь я приму тебя как будущую госпожу безо всяких сомнений?

— Нет, почтенный Айоней.

— И на доверие моё не рассчитываешь?

— Ни капли.

— Тогда, возможно, хочешь просить об услуге?

— Ни единой просьбы, кроме той, что я уже озвучила. Простите меня.

— Странная ты, Лиан, — он встряхивает руками, словно освобождаясь от невидимой ноши. — И первая из избранных, кому удалось заставить меня усомниться в сделанных ранее выводах. Но, пожалуй, это и к лучшему.

Он замолкает, вроде бы хочет что-то добавить, но медлит, взвешивая и решая, стою ли я того. А потом кивает:

— Буду рад узнать тебя с новой стороны. Не жди, что мы скоро станем добрыми друзьями, но и врагом тебе я быть не хочу. Пусть время рассудит.

Ветер бьется в закрытые окна задолго до рассвета, раскачивает ветви деревьев, пригибает к земле травы. Я просыпаюсь от едва уловимого шороха капель, стекающих по стеклу, некоторое время лежу, вслушиваясь в разгул непогоды за окном. Дождь в день свадьбы — это хорошо. Он смывает всё, что было прежде, обновляет мир и живущих в нем людей, очищая от всего лишнего. Добрый знак.

Лили застает меня посреди настоящего беспорядка: по кровати, стульям и даже ковру разложена одежда, обувь и украшения, причем не те, что носят в деревнях к югу от Стены, а более сложные, привычные для дворца, к которым я прежде ни разу не прикасалась.

— Госпожа? — на её миловидной мордашке застывает смесь удивления и непонимания. — Что-то случилось? Я могу вам помочь?

— Очень даже можешь. Что из этого больше всего подходит для торжества? Какое одеяние выбрала бы истинная байниан или просто верная дочь севера?

— О! — Лили, кажется, не верит собственным ушам. — Вы не обязаны… — начинает она несмело, но я перебиваю:

— Всё в порядке. Я хочу этого. Хочу показать владыке, что чту их традиции и принимаю, какими бы странными они ни казались мне прежде.

— Тогда вот, — служанка с уверенностью показывает на темно-синее платье, расшитое по краю серебряными узорами. — И вот это вниз, — поднимает тончайшей работы нижнюю белую рубашку с широкими рукавами, — а это сверху накинуть через плечо, — добавляет к отобранным вещам клетчатый шерстяной плащ, больше похожий на свернутый плед. — Украшения добавим, волосы распустим, — она озорно улыбается. — Глаз будет не отвести!

— Не слишком ярко? — я с сомнением рассматриваю подвеску и серьги из чистого серебра с сияющими небесной синью камнями. Ответом мне становится возмущенное фырканье:

— «Слишком» будет явиться на свадьбу в будничном платье. И меня опозорите, слуги неделю шептаться будут, что я ленива и плохо ухаживаю за невестой алти-ардере. И владыку выставите в глазах гостей скрягой.

— Я пока не невеста.

— Пока, — подмигивает мне девушка. — Сейчас принесу горячей воды, госпожа.

К полудню суета охватывает весь дворец, люди и ардере понемногу стекаются в храм, возбужденно перешептываясь в ожидании начала церемонии. Мне же прятаться под своды не хочется: слишком свеж на улице воздух, слишком ярко блестят непросохшие капли на траве, слишком остро пахнет летом и морской влагой. Время еще есть, думаю, я могу позволить себе прогуляться немного по саду.

До меня долетает обрывок чужого разговора:

— Киссаэры всё еще в городе.

— Собирались же вчера уплыть.

— Гонец от побережья приехал — шторм. Ветер закрыл выход из гавани. Владыка позволил им остаться еще на несколько дней.

— Жаль. Хоть бы сюда не явились.

Ловлю себя на мысли, что мне тоже жаль. Хорошо бы, Риан уехал как можно скорее. Хочу оборвать все нити, что нас связывали. Не желаю помнить ни его слов, ни взглядов. От одних воспоминаний меня охватывает злая решимость доказать и себе, и несущим пламя, что я достойна называться спутницей алти-ардере.

Служители просят гостей занять места, церемония вот-вот начнется. Невольно оглядываюсь в поисках Дорнана, мнусь в нерешительности на пороге храма, не зная, ждать ли владыку или проходить вместе со всеми. Что, если он забыл о своем приглашении или передумал? Узнал о тайных встречах с Рианом, о записке, о том, что я общалась с киссаэром за его спиной? К горлу подкатывает ком: мне и так долго везло безо всякой причины, довольно играть с судьбой. Что я буду делать, если отношение ко мне Дорнана изменится не в лучшую сторону?

Щеки вспыхивают, по спине пробегает дрожь, но я упрямо закусываю губы и прижимаюсь лбом к холодному камню колонны, чтобы нащупать ускользающее равновесие. Надеюсь, прозрение наступило не слишком поздно и ничего по-настоящему непоправимого пока не свершилось.

— Так и знал, что ты будешь одна и в стороне, — голос Дорнана вырывает меня из вихря мыслей. — Здравствуй, Лиан.

Стремительно оборачиваюсь. Алти-ардере стоит в шаге от меня, на лице его ни тени гнева или разочарования. Наоборот, взгляд скользит по моему платью, накидке, украшениям — и я вижу, что владыка приятно удивлен.

— Ты сегодня выглядишь совсем по-другому.

— Владыка. — Я кланяюсь, даже не пытаясь скрыть радость и улыбку. — С вашего позволения, сегодня особый день, достойный настоящих изменений.

Он предлагает мне опереться на его руку — и я с гордостью соглашаюсь. Вместе мы проходим между рядами гостей. Перед алти-ардере склоняются, на меня глазеют: кто-то с интересом, кто-то оценивающе. Стараюсь следить за осанкой и не теряться от такого количества внимания, но все равно чувствую себя напуганной.