Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У него были другие женщины, еще до Сары. Не очень много, но достаточно для того, чтобы сравнивать. Основываясь на этом ограниченном, но тщательно проанализированном опыте, он мог сделать два вывода: ни одна женщина так не трепетала в его объятиях и ни одной женщине не удавалось заставить его настолько забыться.
— Подай мне вторую гирлянду, пожалуйста.
Алек протянул руку, упругая масса проводов легла на его ладонь. Он украдкой поглядывал на Гвин сверху вниз: она выкладывала на стойку — не слишком аккуратно — коробки со стеклянными елочными игрушками. Нахмуренные брови, поджатые губы. Ни разу не улыбнулась после того, как они ушли из кухни. Да, она краснела. Но не улыбалась. А он так любит, когда она улыбается.
Гнетущая тишина в комнате парализовала его. Несколько секунд, а может быть, целую минуту Алек стоял не шевелясь. Потом, словно проснувшись, нетерпеливо швырнул наверх конец гирлянды. Наспех закрепив остальное на ветвях, он медленно и осторожно спустился с лестницы. И так же медленно подошел к Гвин.
Она стояла к нему спиной. Если бы не скрипнула половица, она бы не заметила его приближения. Гвин обернулась и прижала руку к груди. В ее огромных карих глазах промелькнула смесь удивления, надежды, смущения. Алек не дал ей времени для возражений и не дал времени себе, чтобы передумать, чтобы в сотый раз убедить себя, что это неразумно. Неправильно, опасно!
Еще до того, как их губы встретились, Гвин приоткрыла рот — впрочем, Алек не знал зачем, для приветствия или же для протеста. Негромкий стон вырвался из ее груди, окончательно подрывая способность Алека управлять собой. Он сжал в ладонях ее голову. Ежик коротко стриженных волос покалывал пальцы, неожиданно вызывая эротические ощущения.
Только один поцелуй, сказал Алек себе, всего лишь один, чтобы утолить голод. Как он ошибался!
Он хотел ее всю, хотел впитать ее вкус и запах. Его ладони ныли от желания дотронуться до ее грудей, погладить обнаженные бедра, живот, стройные длинные ноги. Гвин обхватила его за спину и скользнула руками ему под свитер, а он в ответ бесстыдно прижался к ее бедрам, не скрывая того, как возбужден. Желание пульсировало, разгораясь все сильнее.
Коробка с елочными украшениями упала на пол, но Алек лишь смутно услышал звон разбившегося стекла и не оторвался от горячих влажных губ, которые жадно прижимались к его губам. В этом поцелуе, в этом слиянии губ, соприкосновении языков не было ничего невинного.
Ему следовало уйти, убежать. Но вместо этого он приподнял Гвин и посадил ее на регистрационную стойку, а она сразу же обвила его ногами и еще крепче прижалась к нему. Еще одна коробка с игрушками шлепнулась на пол. Только одежда — да еще последние остатки благопристойности — сдерживали его.
— Алек…
— Ммм? — промычал он где-то у ее уха.
— Ты знаешь, мы не одни в гостинице, — прошептала Гвин, обдавая его висок влажным дыханием.
— Знаю.
Он отогнул высокий ворот ее свитера и принялся целовать шею — длинную, белую, душистую.
— И, чтобы внести ясность, это ты начал.
— Я начал, я…
Гвин отстранилась, удерживая его руками за шею. В ее глазах плясал вопрос.
— Зачем?
Короткий вопрос хлестнул его, требуя ответа. Алек попытался отогнать его, понимая, что, если он начнет отвечать, вся прелесть момента уйдет.
— Хочешь логики?
— Нет. — Уголки ее рта лукаво взлетели вверх. — Я думаю, вполне очевидно, чего я хочу.
Его улыбка получилась какой-то дрожащей.
— Но как же… ведь ты сама сказала, что… передумала?
— Это была откровенная ложь, — заявила Гвин, пожимая плечами. Потом нежно провела по его щеке костяшками пальцев и добавила: — Но мне любопытно знать, что происходит в твоей ученой голове.
Алек дотронулся пальцем до ее набухших от поцелуев губ. Перед ним была женщина, не ребенок, не сестра и даже уже не друг. Он не мог отрицать этого. Она влекла его как женщина. Но что он мог сделать?
— А если ты поймешь, что происходит в моей голове, это что-то изменит?
— Не знаю. Может быть, что-то изменится.
Алек с огромным усилием отстранился от нее. Ощущение пустоты мгновенно отозвалось в сердце ноющей болью.
— Не уверен в этом, — со вздохом сказал он и отвернулся. — Хотеть тебя — этого мало.
— А ты хочешь меня? — спросила она.
Он не смотрел на нее, но почувствовал в ее интонации улыбку.
— О, Гвин… — Он покачал головой. — Я жажду тебя.
Алек не мог заставить себя посмотреть ей в лицо, не знал, что делать, что сказать. А она, подойдя ближе, остановилась перед ним, скрестив на груди руки.
— Но?..
Интонация была обвиняющей. Вполне заслуженно. Алек обхватил ладонью щеку, как высеченный из мрамора мыслитель.
— Вот именно. Но.
Он увидел, как напряглось ее лицо. Сейчас будет взрыв, понял он.
— Мы взрослые, Алек…
— И все равно не должны этого делать, — сказал он, споря скорее с собой, чем с ней. — Я слишком дорожу нашими отношениями, чтобы обращаться с тобой подобным образом.
— Каким таким образом? — с вызовом спросила Гвин, но, увидев его сдвинутые брови, чуть-чуть понизила голос: — Ведь мы оба понимаем, что это временно…
Последнее слово больно хлестнуло его.
— И тебя это устраивает?
Теперь Гвин сделала шаг назад. Вот сейчас, подумал он, ожидая атаки.
— Не понимаю тебя, Алек. В этот раз начал ты. Клянусь небесами, ты начал это. Если тебя не устраивают подобные отношения, зачем было начинать?
Он не ответил. Гвин резко повернулась и направилась к двери.
— Разбирайся сам с этой елкой, — бросила она через плечо. — Я пошла в конюшню. — Потом повернулась и добавила: — Может быть, к тому времени, когда я вернусь с прогулки, ты наконец поймешь, что происходит между нами. И чего хочешь. Хорошо?
Минуту спустя дверь за ней захлопнулась с таким грохотом, что звякнули оконные стекла.
Верба удивленно фыркнула, когда Гвин пустила ее в галоп, потом с веселым ржанием поскакала вперед. Сырой ветер, дующий с озера Уиннисквэм, обжигал лицо и затруднял дыхание. Гвин ехала вдоль берега, почти не замечая тяжелых облаков, которые уже наполовину закрыли горы на севере. Холодные злые слезы застилали ей глаза.
Окрестности этого озера были плохо знакомы Гвин, и она понимала, что безрассудно с ее стороны гнать лошадь по неровной каменистой местности. Но Верба скакала уверенно, мощно, а Гвин чувствовала, что ей просто необходимо сделать что-нибудь безрассудное. Чтобы хотя бы на время забыть обо всем, кроме ритмичного стука копыт по мерзлой земле.
Черт с ним, черт с ним, черт с ним! Этот парень сначала доводит ее до кипящего состояния, а потом делает два шага назад! Что за проблемы у него? Она еще ни разу не слышала, чтобы мужчина отказался от короткого, ни к чему не обязывающего его романа ради… Ради чего?