– Юлия Серафимовна, – позвал он, – прошу вас, войдите! Мне кажется, что жизнь покинула несчастного…

XIV.

Полина Евсеевна Еспетова сидела в синем кресле, в самом центре гостиной. Уже второй день после исчезновения Антона Андреевича, она, обращенная лицом ко входным дверям, неподвижно ждала его возвращения.

Сострадающая Катя всё суетилась вокруг, предлагая Полине Евсеевне то умыться, то хоть немного поесть.

– Лучше бы вы прилегли барыня, что же вам здесь сидеть, – приговаривала она всякий раз, проходя мимо Еспетовой.

В то же время Андрей Андреевич не проявлял никакого волнения, он напротив, сердился и бранил жену свою, за излишнее близкосердие.

– Отчего же ты голубушка, вдруг так страдаешь? – словно издеваясь, спрашивал он, – подумать только Антон пропал. Да отчего же пропал? Когда быть может, взял, да и уехал, оттого, что так пожелал. Гораздо хуже, что остались мы теперь без средств, однако ты и вовсе не печалишься об этом, как-будто это несчастье не относится к тебе.

Даже Фёдор уговаривал Полину Евсеевну поберечь себя. И Мишенька, то и дело, тянул ее за рукав белого, отороченного кружевами, атласного халата, упрашивая поиграть с ним.

Никому из них Еспетова не отвечала, лишь один раз погладила молча Мишу по шелковистым волосам. У нее не было сил произносить слова. Она упиралась взглядом в тяжелые, будто омертвевшие двери, и ничто не могло её отвлечь.

«Если бы только хоть кто-нибудь сумел меня понять, – думала Полина Евсеевна, – Антон Андреевич исчез… Исчез! Какое страшное слово. Его нет рядом, и я даже не знаю, появиться ли он. Господи, вот бы открыться сейчас дверям и что бы он вошел, снял искрящееся от снега пальто, вот бы услышать его голос… Господи, как была бы я счастлива. Но я отреклась тогда, в тот страшный день, от Бога, – прервала она сама себя, – и уже не в праве просить у него радостной доли. А ведь с Антоном Андреевичем произошло что-то, и должно быть ужасное. Но что? Я бы всякую участь приняла теперь, пусть никогда бы я и не увидела любимого моего Антона Андреевича, лишь бы узнать, что с ним всё ладно…»

Катя, тихо присевшая напротив Еспетовой, помешала ее мыслям.

– Барыня! Барыня, вы послушайте, – позвала она, – сколько ж вам ещё так ожидать, на месте этом сидючи, может, оно лучше было бы в полицейский участок отправиться?

Полина Евсеевна взглянула на нее растерянно.

– А ведь ты, верно заметила, – произнесла она медленно, словно стараясь вдуматься в слова Кати, – разумеется надобно идти в участок. И давно уже в пору мне было сделать это.

Полина Евсеевна, резко поднявшись, ощутила во всем теле неприятную слабость. Голова её закружилась и ноги, будто отказывались держать. Она покачнулась и едва не упала, благо Катя оказалась неподалеку, и призвала на помощь Фёдора. Даже вдвоем, подхватив ее под руки, с трудом удерживали они, совсем обмякшую, разом потяжелевшую Еспетову. Ещё мгновение и стало ей немного лучше, головокружение прошло и слабость кажется, отпустила.

– Катя, голубушка, – тихо произнесла она, – пожалуй пойдешь ты сегодня со мной.

Вскоре начав обнадеживающие поиски, Полина Евсеевна вместе с Катей, обходили полицейские участки, больницы и госпитали. Вспомнив о намерении Антона Андреевича, посетить дом Кутайцевых в Ольховом тупике, они отправились и туда.

К несчастью, все приложенные усилия, не смогли оправдать ни одной, даже самой малой надежды. Ираида Денисовна подтвердила, что наносил ей визит некий приятный господин, но куда он последовал после, она не имела представления.

В одном из полицейских участков, хотя и согласились принять прошение о розыске господина Антона Андреевича Смыковского, но всё же оговорились прежде, что в последнее время, людей исчезает небывало много, и отыскать их чрезвычайно не просто.

Обойти все больницы до вечера, никак не удалось. И ранним утром уже следующего дня, Еспетова вновь возобновила посещения всех имеющихся в городе, медицинских покоев.

Преданная и участливая Катя, по-прежнему сопровождала её в дороге, не оставляя ни в лечебных палатах, ни в мертвецких, если необходимо было разглядеть безымянных больных и умерших.

Последним зданием, в которое вошли Полина Евсеевна и Катя, оказалась лечебница для бездомных, на самой окраине города. Еспетова входила сюда с нестерпимым, доводящим до лихорадочной дрожи, страхом. Она осознавала, что идти более некуда, и если не найдется здесь Антон Андреевич, значит, поиски эти были напрасными. В дверях она остановилась, будто никак не могла заставить себя двинуться дальше.

– Не могу… Боюсь очень… – тихо сказала Полина Евсеевна Кате.

– Зачем мы только сюда наведались, – прошептала Катя в ответ, – разве наш Антон Андреевич, господин из высшего уважаемого общества, мог бы находиться здесь, среди бродяг.

И всё же, нужно войти, – настаивала Еспетова, – мы должны побывать всюду, и сделаем это непременно.

Но очень скоро и самые отчаянные ожидания её, нещадно обрушились.

– Человека с такой фамилией и с именем таким, среди живых наших страждущих, нет. Как нет его и с умершими, в стенах наших, – услышала она от седого доктора.

Кроме того, он предложил ей осмотреть два неопределенных трупа, однако и в них, Смыковского она не признала, а только убедилась окончательно, что найти Антона Андреевича, ей скорее всего, никогда уже не удастся.

Чтобы прийти в себя от увиденного, Еспетова, торопливой нетвердой поступью, вышла на воздух, остановившись на высоком крыльце, некогда роскошного, а ныне ветхого и унизительно осевшего, особняка. Она посмотрела вокруг. За домом раскинулось кладбище, умиротворенное, заснеженное. А справа, чуть в стороне, возвышалась церковь, очень старая, с каменными ступенями.

– Какое неистовое желание войти туда, – подумала Еспетова, и даже сама удивилась этому, – откуда оно во мне?

На ступенях церкви появился отец Иеремей.

– Не желаете ли войти в дом Божий? – обратился он к Полине Евсеевне, словно угадав её мысли.

Вместо Еспетовой, ответила ему Катя:

– Доброго дня, батюшка, – произнесла она, низко кланяясь священнику и перекрестившись, – и в правду, барыня, зайти бы, – добавила она, обернувшись к хозяйке своей, – помолиться, да свечи поставить святым мученикам.

– Ты ступай Катя, – разрешила Полина Евсеевна, – а я здесь стану ждать тебя.

Катя приоткрыла низкую дверь, и покрыв себя крестом ещё раз, вошла внутрь. Из-за двери повеяло ароматным маслом и сгоревшим свечным воском. Полина Евсеевна вдохнула не без удовольствия, этот церковный дух, перемешанный со свежестью крепкого мороза, и припомнила, как раньше бывало часами стояла в церкви, не в силах отвести глаз от образов, и молилась, молилась…

– Что же и вы не заходите? – прервал её воспоминания отец Иеремей.

– Мне мешает страх, – поделилась с ним Еспетова.

– Как же можно страшиться? –