Боже, что тут началось, словами не передать! Розовый персик, сладкий и пахучий, мгновенно исчез, как и не было. А на него с кулаками — без малейших преувеличений— набросилась эта сумасшедшая красавица с татуировкой на заднице. При этом она бурно рыдала, размазывала по его новенькому пуловеру обильную косметику— Лешка впервые оценил нелюбовь Тамары к макияжу— и истово клялась, что он убил ее, что день свадьбы уже объявлен и родственники оповещены. Кошмар, что она скажет мамочке? Мамуля так надеялась выдать наконец ее замуж!

Потом Машка вспомнила про какую-то Катьку—то-то, мол, стерва порадуется, что у нее все сорвалось, — моментально пришла в неимоверную ярость и располосовала Лешке всю физиономию. Когти у нее — будь здоров, пантеры обзавидуются. Пришлось спасаться примитивным бегством.

Лешка только и успел крикнуть своему бывшему идеалу, чтобы просто захлопнула за собой дверь, когда будет уходить. А вслед ему летели проклятия, плач по несбывшимся надеждам, несвязные вопли о соловушке на розовом кусте и клятвы, что натуральнее блондинки он в этом городе не найдет, пусть хоть обыщется.

Лешка Сазонов вылетел из знакомого подъезда пулей, в ушах его звенело, и нанесенные Машей увечья казались малой платой за избавление от цепей Гименея. Прижимая к расцарапанному лицу носовой платок, Сазонов мчался домой, и его душил смех пополам с яростью — хорошенький коктейль! Только Томка Журжина могла довести его до такого состояния, нужно отдать ей должное. Талантлива, паршивка!

Лешка плеснул себе коньяку — третий день им лечился, нервы вообще ни к черту — и с неприязнью покосился на развалившуюся посреди кухни рыжую кошку. Он подобрал ее тем же вечером в соседнем дворе, когда рассмотрел в зеркало оставленные Машей отметины.

Лешка хмуро улыбнулся: а что оставалось делать? Нужно же как-то объяснять все Томке? Да и матери, от этой пары надолго не спрячешься. Не рассказывать же им, как он, Лешка, трусливо сбегал от одной из красивейших женщин города? Петлял по улицам словно заяц, чтобы его не выследили.

Лешку до сих пор в дрожь бросало, когда он видел в окно идущую к его подъезду блондинку. Любая из них в первые секунды казалась ему копией сумасшедшей Маши. Одна надежда — Томик не дала ей адреса и номер телефона. И потом — должна же Маша понимать слова? Невеста, блин!

Лешка посмотрел на расцарапанные руки, провел пальцем по царапинам на лице и угрюмо хмыкнул: большой разницы нет. Так что не слишком он Матильду —так Сазонов назвал свое вынужденное приобретение — и оклевещет. Она тоже весьма неплохо к нему приложилась. От души, что называется. А ведь Лешка предлагал ей постоянный дом и неплохую жратву, хотя терпеть не мог кошек. Нет, все бабы — стервы!

Лешка помрачнел: еще неизвестно, поверит ли Томка его басням. Мать, например, не очень-то поверила. Все косилась на него и насмешливо фыркала, когда Лешка описывал свои злоключения.

Как назло, коварная Матильда была при матери тише воды ниже травы, когтей ни разу не выпустила и даже помыть себя позволила. Короче, ангел ангелом, разве что без крылышек.

Надо сказать, Лешка немало удивился, когда мать высушила кошку. Из ободранного тощего зверя непонятного цвета Матильда превратилась в очаровательную рыжую кошечку. Впрочем, с тем же мерзким характером, что нельзя забывать. И когти, к сожалению, остались на месте.

Лешка совершенно серьезно просил мать обрезать их напрочь. Даже приволок на выбор инструменты: маникюрные ножницы, портновские ножницы и плоскогубцы.

Мать лишь засмеялась, погрозила ему пальцем и заявила, что некрасиво все сваливать на невинное животное. Мол, если Томочка так жестоко обошлась с ним, значит… Заслужил! И вместо того, чтобы заводить себе кошку, поспешил бы к ней мириться. Томочка Журжина — милая девочка, лучшей невестки ей не нужно.

Лешка только крякнул, услышав ее отповедь: и это родная мать! Даже не пожалела единственного сына. Обработала царапины йодом да посетовала на его неуступчивость. Мол, заждалась внуков.

Вот Лешке и пришлось на эту неделю срочно «уехать в командировку». Торчать в родной квартире при опущенных жалюзи, как преступнику в розыске, вздрагивать на любой телефонный звонок и прослушивать потом автоответчик, бессильно злясь на себя, Томку и весь остальной мир.

Особенно раздражала Лешку невозможность поговорить с Тамарой, она звонила практически ежедневно, сразу после работы. Вчера так даже заявила, что ни капли не верит в Лешкину командировку. А если он сейчас же не подойдет к телефону, то сильно об этом пожалеет.

Лешка не подошел, само собой. И радовался одному — Томик ни разу не упомянула о его «идеале». Оставалось надеяться, что самолюбивая Маша правды не сказала. Наверняка уверила подругу, что Лешка ей не понравился. И слава богу!

О собственном «идеале» Тамара тоже помалкивала, и это всерьез беспокоило Лешку. Насколько он знал свою подругу, она просто обязана его поддразнивать, молчание совсем не в ее правилах. Вот раздраконить его — совсем другое дело. В этом она вся.

Лешка сдвинул брови: или Томик по-прежнему встречается с белоголовым? И настолько им очарована, что ломает себя, пытаясь превратиться в обычную смазливую куколку? Какой он видел ее в последний раз?

«Надо сказать, у нее очень неплохо получилось, что удивительно,—неохотно признал Лешка.— Или тут Лелька ручки свои пакостливые приложила? Сделала из младшей сестры настоящую сексуалочку. Только зачем? Вот уж сладкая парочка…»

Лешка с досадой пробормотал:

—Под замок бы обеих и под чадру, для их же безопасности!

И озабоченно подумал: «Может, Сергею позвонить, пусть присмотрит за девчонками, пока я тут отсиживаюсь? Узнает все о расследовании, подстрахует, если что. Правда, кажется, кражи пустячные, явно одиночка действовал, да и дельце глухое, но… Кто этих ненормальных знает, они всегда найдут во что вляпаться!»

«Платиновый мальчик» Лешке совсем не понравился. Не то чтобы он волновался, что Тамара в него влюбится… В любом случае надолго ее не хватит, она слишком умна.

Лешка сжал кулаки: и все-таки незачем ей встречаться с этим хлыщом. Такие зализанные красавчики частенько оказываются подонками. А Томка доверчива, как младенец. Интересно, кто он такой? Попытаться узнать у Лельки? Как же, скажет она…

Матильда подошла к своей миске, исподлобья покосилась на хозяина и коротко, требовательно мяукнула. Лешка внезапно обозлился: и эта командует! Еще и с мысли сбила. Нет, женщин явно придумали, чтобы им, мужикам, жизнь медом не казалась.

Бормоча себе под нос проклятия Адаму, уступившему на это черное дело свое ребро — лишнее у мерзавца, видите ли, затесалось, — Лешка вывалил в пластиковую чашку принесенные матерью кошачьи консервы и вздрогнул: раздался звонок. Настырный причем, кто-то и не думал отрывать пальца от кнопки.

Матильда негодующе фыркнула, а Лешка тяжко вздохнул: звонила явно Томка Журжина. Ее привычка злить его таким образом. Вечно трезвонит, пока дверь перед ней не распахнешь.