К счастью, уроков у меня в тот день не было до полудня, но я с ужасом представлял себе, какой разрушительный эффект произведет на моих мальчишек появление целого отряда девиц из «Малберри Хаус», одетых, разумеется, не в школьную форму (у них для девочек школьная форма не предусмотрена), а так, словно они собрались провести томный вечер в салоне Бангкока. Сама мисс Ламберт – блондинка, между прочим, – была в ярко-розовом, оттенка «шокинг», твидовом костюме с очень короткой юбкой и в туфельках на высоченных каблуках. Плюс, естественно, поистине ацтекское изобилие украшений.

– А это Рой Стрейтли, девочки, – сказала она, словно желая обратить их внимание на некий интересный музейный экспонат, описание которого они ранее встречали только в книгах.

Затем, обращаясь уже непосредственно ко мне, она предложила:

– Давайте я лучше сама представлю вам моих девочек. Они у нас все такие милые, такие веселые! Ведь правда, девочки? Ну вот: это Фрэнки, Хелена, Шанель, Анжелина, Пэрис и Бен. Вообще-то ее настоящее имя Бенедикта, но она предпочитает, чтобы ее называли Бен, верно, моя дорогая? – И мисс Ламберт, одарив меня улыбкой, – сплошные зубы, окаймленные яркой помадой, – сообщила: – Всех девочек, когда они начинают учиться в шестом классе, у нас принято называть исключительно по имени. Это создает ощущение общности, семьи. Они и меня по имени называют – просто Джо. Верно, девочки?

Девочки с разной степенью энтузиазма выразили свое полное согласие с мисс Ламберт, а она продолжала рассказывать, как ей удалось создать в школе «поистине домашнюю обстановку». Ученица «Малберри Хаус», вещала она, должна быть девушкой, уверенной в себе, честолюбивой, современной, пользующейся популярностью как у подруг, так и у представителей противоположного пола. Насколько я успел заметить, все девицы были весьма упитанными, длинноногими и носили невероятно короткие юбки; исключение составляла только одна: та, которую звали Бен; это была невзрачная девочка с мелкими чертами лица, чем-то напоминавшая мышку; и, по-моему, сейчас она чувствовала себя не в своей тарелке.

– Ну что ж, – сказала мисс Ламберт, повернувшись к девицам, – оставляю вас в умелых руках Роя. А вскоре вы познакомитесь и с остальными учениками этого класса. Не забывайте того, о чем я постоянно вам твержу: всегда помните свое место. И место каждой из вас, разумеется, должно быть одним из первых в классе, дабы вы могли смотреть на всех этих мальчиков с превосходством.

И с этими словами она удалилась, сопровождаемая льстивым смехом девиц (не смеялась только одна Бен, и она, пожалуй, уже начинала мне нравиться); а мне пришлось объяснить, что, пока мы находимся в классе, я для всех своих учеников всегда только мистер Стрейтли, как бы это ни противоречило взглядам учениц «Малберри Хаус», которые привыкли называть свою директрису просто Джо.

Боюсь, остальную часть урока я потратил на бесплодные попытки как-то согласовать свою собственную методологию (испытанную и проверенную за тридцать четыре года в «Сент-Освальдз») с той «методологией для девочек», согласно которой они с первого года обучения в «Малберри Хаус» воспринимают латынь как некое развлечение и полагают, что этот предмет не требует и не должен требовать от них никаких усилий (например, внимательного изучения грамматики, письменных переводов или чтения литературы). Из первогодков в моей группе по латыни в этом году было всего трое мальчиков, и они попросту утратили дар речи, когда ученицы «Малберри Хаус» сообщили, что весь прошлый год на занятиях по латыни им в основном показывали разные фильмы, практически не занимаясь изучением самого языка. У меня лично есть большие сомнения относительно исторической аутентичности таких кинематографических шедевров, как «Гладиатор», но, как оказалось, та особа, что в «Малберри Хаус» отвечает за преподавание классических языков, на самом деле является учителем истории; в результате изучение классической филологии превращено там в классическую схему знакомства с предметом, то есть в некий набор учебных модулей, ту или иную комбинацию которых выбирают сами девочки.

Вот большинство и выбрали определенные направления тогдашней римской моды; исключение опять же составила девица по имени Бенедикта; она – возможно, из чувства протеста – выразила желание заняться Цицероном.

Из прочих новостей: наконец-то появился Маркович, тот самый новый преподаватель с кафедры Дивайна. Как я и предполагал, он оказался типичным Офисным Костюмом. То есть по природе это делец. По всей видимости, он где-то читал лекции о новых методах использования IT для изучения иностранных языков, потому и опоздал к началу триместра. У него рыжеватые волосы, а глаза весьма интересного оттенка – зеленые, как виноград; он, как и Дивайн, носит шелковые галстуки; он, как и Дивайн, пьет чай исключительно из школьных чашек; у них с Дивайном даже речь удивительно похожа – некая смесь канцелярщины, угодливости, вызванной желанием ублажить клиента, и туповатого самодовольства.

Дивайн, разумеется, страшно доволен: ведь это все равно что иметь этакую «бонсай-версию» себя самого.

– А мне казалось, что вроде бы это не к добру, если повстречаешь своего Doppelganger?[86] – пошутил я.

– Вы имеете в виду молодого Марковича? – улыбнулся Дивайн. – По-моему, он идеально в наш коллектив впишется. – Он посмотрел туда, где за дверью из матового стекла, находившейся ровно напротив его кабинета, Маркович вел урок у первогодков. Впрочем, я не был уверен, что там именно урок: шум в классе стоял изрядный. О чем я и доложил доктору Дивайну, но он лишь снова улыбнулся этой своей надменной улыбочкой и сказал:

– Да, у него освежающе современный подход. Впрочем, от вас, Стрейтли, вряд ли можно ожидать, что вы с подобным подходом знакомы.

– Stercus accidit[87], Дивайн, – без особого энтузиазма заметил я. С тех пор как Дивайн дал понять, что втайне знаком с некоторыми наиболее солеными латинскими выражениями, мне стало уже не так интересно оскорблять его как бы исподтишка.

И я поспешил удалиться в свой класс № 59, этот бастион цивилизации, но даже и туда доносился шум с урока немецкого языка: очевидно, ученики Марковича изображали в лицах расцвет и падение Третьего рейха.

Я сунул в рот лакричный леденец и попытался не обращать на шум внимания. Дисциплина на кафедре германистики – прерогатива Дивайна, вот пусть он и занимается ее укреплением. Я понимал: сколь бы ни было сильно искушение, я не имею права вмешиваться и нарушать тем самым правила школьного этикета. Однако если этот новый преподаватель не в состоянии справиться с первогодками, не прибегая к представлению с надетыми на палец куколками или к жонглированию предметами, то можно себе представить, как у него пойдут дела с немецкой группой из моего 4S.

На французской кафедре у нас даже два новых преподавателя, но, я полагаю, лишь время покажет, на что они способны. Мисс Смайли, тоненькая блондинка, явно преподавала только в младших классах, и теперь это, конечно же, сказывается на ее манере вести себя в классе – я даже через стену слышу, как она блеет и сюсюкает. Зато у мисс Мэлоун голос напоминает береговую сирену; она, безусловно, лучше оснащена для того, чтобы оказывать должное сопротивление бунтарскому духу, который неизменно овладевает учениками в пятницу после полудня; впрочем, я уже начинаю подозревать, что шума в ней куда больше, чем сути. Во всяком случае, пронзительный голос этой «береговой сирены» сегодня весь день раздавался в Верхнем коридоре, и под конец занятий она, по-моему, настолько устала, что ей прямо-таки не терпелось поскорее убраться из школы. Дело в том, что мальчики-подростки, в целом ученики достаточно разумные, обладают бурной, свойственной этому возрасту энергией, которая буквально бьет через край. А их система ценностей – уж какая есть, – которая по капле складывалась у различных поколений учеников в течение многих лет их противостояния школьной администрации, предполагает, что они скорее поставят под вопрос авторитет того или иного преподавателя, чем сразу же ему подчинятся и покорно наденут предложенное ярмо. Между прочим, именно поэтому выпускники «Сент-Освальдз» и достигают впоследствии столь разнообразных и впечатляющих успехов; но таким «училкам», как эта «береговая сирена», наши мальчишки сразу же бросают вызов. И я, став невольным свидетелем сегодняшнего представления, сильно подозреваю, что мой 4S нашел себе новую игрушку.