Кроме раскладушки в Драконьей Главе за ночь появилась еще одна вещь, очень даже Тимке знакомая: посреди зала, опираясь горбом о странное толстое кольцо, лежало гномье вогнутое зеркало – аккурат под потолочным отверстием. Тимка, потягиваясь и зевая, лениво встал с раскладушки, подошел к зеркалу, присел и посмотрел, на чем это оно держится, заглянул в него.

Внутри зеркальной чаши лежали тимкины – вернее, бывшие змеиные – ножны, те самые, от волнистого прозрачного кинжала. Ножны, в которых мальчик последнее время хранил камень-зрачок. А опорой зеркалу служил громадный сухой бублик. Тот, что Тим видел когда-то в кладовой у Олафа.

– Ух ты, до чего же у нас Олаф, оказывается, хозяйственный, – с уважением сказал Тимка, на всякий случай поковыряв пальцем бублик и убедившись, что он как был изначально твердокаменным, так с тех пор им и остался. – Не ожидал.

– Ты звал меня? – рявкнул сверху кто-то до боли знакомым голосом. – Или мне это послышалось?

Тимка задрал голову: из далекого потолочного отверстия свесилась рыжая драконья башка на длинной и не менее рыжей шее.

– Боня! – взвизгнул Тим. – Это ты?

– Я, а то кто же, – довольно сказал дракон, ныряя вниз и распахивая крылья, – давненько не виделись. Я уже и соскучиться успел, – Хозяйственный сделал над мальчиком круг и плавно приземлился рядом. – Ну, здравствуй, Тим-Тимыч. Целоваться не будем, боюсь тебя поцарапать. А будем мы сейчас пить чай и вести важную беседу… Вернее, пить будешь ты, а я – говорить. Что-то мне последнее время чая вовсе не хочется, – мимоходом сообщил дракон, – отвык, наверное. Давай-давай, расстилай скатерку и завтракай, нечего на меня оглядываться! – Боня прилег напротив Тимки, блаженно вытянул хвост и сложил крылья:

– Хорошо-то как! Пол холодный-прехолодный, одно сплошное удовольствие… Значит, так – ситуация у нас следующая: все работы закончены, большая пентаграмма полностью готова, гномы отправлены домой, драконы ждут сигнала Олафа. А Олаф ждет, когда ты наконец проснешься.

– Ого, какой я нынче важный, – с набитым ртом сказал Тимка, – сам себе завидую. Могли бы и разбудить, чего уж там! Не испортился бы.

– Олафу виднее, – покачал головой Хозяйственный. – Он и мне советовал поспать перед сражением. Да какой там сон! Я и спать, похоже, разучился. Не хочется и все тут. Так, ты поел?

– Угу, – Тим дожевал бутерброд, отряхнул крошки с рук. – Что, прямо сейчас и начнем? Со змеюкой сейчас воевать будем?

– Сейчас, – кивнул дракон. – Только нам наверх подняться надо. Ты как, со мной полетишь или сам, на тапке?

– С тобой. На тебе, – Тимка мило улыбнулся Боне. – Сто лет верхом на личном драконе не ездил! На персональном.

– Скажешь еще – сто лет, – рассмеялся Хозяйственный. – Не далее как позавчера катался. Про Вион забыл?

– Она нас тогда обоих катала, – возразил мальчик, – а ты меня сегодня и одного. Персонально. Чувствуешь разницу?

– А как же, – согласился Боня, – конечно, чувствую. Двое-то тяжелее, чем один! Ну-ка, упакуй рюкзачок и меч не забудь. Вот так… Залезай! – Хозяйственный подставил мальчику крыло.

– А зачем нам рюкзак наверху? И меч, – Тимка удобно устроился между зубцами спинного гребня. – Пить чай и от мух саблей отмахиваться? Сомневаюсь, – мальчик нетерпеливо постучал пятками по броневым бокам дракона. – Полетели, чего ждешь!

– Гляжу я на тебя и удивляюсь, – с досадой сказал Боня, повернув к Тимке чешуйчатую морду, – как это ты до сих пор понять не можешь, что нельзя разбрасываться личным имуществом! Да хотя бы и чай – вот приспичит тебе попить, а мне, значит, вниз за рюкзаком лететь? Не налетаешься туда-сюда. И оружие тоже должно быть всегда под рукой. Тем более в сражении. Мы же драться сейчас будем! Пускай не мы, а драконы, там, снаружи… Мало ли что может случиться!

– И как ты собираешься тричем махать? – Тимка настолько удивился, что даже забыл обидеться. – У тебя же рук нет! Одни лапы. Не удержишь, однако, – мальчик озадаченно уставился в желтые драконьи глаза.

– Да уж как-нибудь, – отводя взгляд, смущенно ответил Боня, – там видно будет, – похоже, он и сам толком не знал, для чего ему нынче может понадобиться меч. – Дело не в том, буду я им махать или нет, – нашелся Хозяйственный, – а в принципе! Все свое ношу с собой. Уяснил?

– Ну конечно, – вдруг заулыбался Тимка, – прав был Олаф! Ты каким был, таким и остался. Узнаю Боню Хозяйственного, узнаю, и это замечательно!

– Еще бы не узнал, – буркнул дракон, расправляя крылья, – я вон какой заметный! Один такой, рыжий.

Тимка засмеялся, но ничего объяснять Боне не стал. Все равно не поймет.

Дракон взмахнул крыльями, и они полетели.

Вид с вершины пирамиды открывался изумительный. Потрясающий вид, одно слово!

Вокруг Драконьей Главы, далеко разбросав острые лучи, блестела новенькая, свежеотлитая пентаграмма. Ее ровные линии золотыми полосами поисчеркали зеленую траву; снаружи, за концами колдовской звезды, сверкал отраженным солнечным светом охранный круг. Тоже золотой.

А за кругом чинно, сложив крылья, сидели боевые драконы. Было тихо, как на торжественном официальном приеме, когда приглашенные гости уже собрались, а виновник торжества запаздывает, но вот-вот должен появиться. Некоторые драконы тихонько переговаривались между собой, некоторые откровенно зевали.

Чуть поодаль от всех драконов, напротив главного входа в пирамиду, стояли Белый Дракон, Изер и Олаф. Видимо, они совещались: здоровенные драконы, изогнув шеи, низко склонили головы к человеку, а волшебник, глядя на грозных собеседников снизу вверх, что-то старательно им втолковывал. Должно быть, давал последние инструкции: Олаф то и дело указывал рукой то на возвышающийся рядом с ним летающий сундук, то на пирамиду, то на небо.

На сундуке, в позе отдыхающего лесоруба, облокотившись на ручку непомерно здоровенного топора, стоял гномий король и из-под козырька ладони внимательно разглядывал небо. Изо рта у него торчал свисток и было ясно, что Добуц обязательно им воспользуется, дай только повод! И гораздо охотнее, чем топором.

Небо было совершенно безоблачным, глубокая чистая синь раскинулась от далекого ровного горизонта до высоких гномьих гор. Сами гномьи горы были густо усеяны мелкими разноцветными крапинками, точно пасхальные куличи цветным сахаром.

– Что там такое пестрое, а? – Тимка прищурился, но не смог ничего разобрать, слишком далеко было. – Горные кусты зацвели, что ли? Барбарисы всякие. Кактусы.

– Нет, – Хозяйственный мельком глянул на горы, повернул голову к мальчику. – Гномы с утра пораньше зрительские места позанимали, им ведь тоже интересно поглядеть, как мы змеюку разделывать будем. Такое зрелище, ого-го! И причем совершенно бесплатное.

– Ох, я бы тоже лучше со стороны поглядел, – признался Тимка, – что-то страшно мне. Аж в животе холодно и зубы чешутся. Там чесаться нечему, а они чешутся.