– Экипажу надеть скафандры! Повторяю! Экипажу надеть скафандры!

Перед боем экипаж переодевается в скафандры: так гораздо больше шансов выжить при разгерметизации корпуса.

В небольшой двухместной каюте младшего состава все замерло, даже гудение включенного процессора, казалось, слегка притихло. Страшная догадка острой иглой пронзила сердце молоденького матроса, на лице его появилась вымученная улыбка. Где-то глубоко внутри появился ледяной комок, от которого по телу пробежала зябкая дрожь. Лгать самому себе глупо, и он признался: да, я боюсь того, что скоро предстоит… По лицу парня пробежала кривая улыбка, он повернулся к старшему товарищу, имевшему вид настоящего, понюхавшего пороха, ветерана, в глазах которого читалась мудрость и осторожность человека, хорошо познавшего боль и потери. На границе сознания мелькнула мысль: такой человек не может быть трусом… как я.

– Иван Алексеевич, это то, что я думаю? – спросил он, нервно сглотнув ком в горле.

– Ах ты, недоумок палубный! – проворчал старый матрос и, заметив как оцепенело уставился на него товарищ, рявкнул: – Все, очнись, скоро схлестнемся с хвостатыми.

Молодой сглотнул слюну, которая вдруг стала тягучей и горькой. С потолка полились величественные звуки русского гимна, оставшегося неизменным с двадцатого века, заставив молодого на миг перевести напряженный взгляд на динамик в углу.

– Пойдем?

– Пойдем, пойдем, – проворчал старый брюзга, на мгновение замер и твердо продолжил: – Только сразу бежать – не по-русски это. Вначале надо, по обычаю, чистые рубахи надеть!

Они двигались быстрым шагом по стерильно чистым и гулким палубам линкора, постепенно наполняющимся спешащими с озабоченными лицами людьми. Тяготение то слегка увеличивалось, то уменьшалось. Верный признак: корабль маневрирует. Молодой смахнул едва ощутимо дрожащей рукой холодный пот со лба. Это даже не столько страх, сколько лихорадочное волнение. Так дрожит породистый жеребец перед решающими скачками, где он готов выложиться на все сто процентов. Искоса посматривающий на товарища ветеран украдкой улыбался в седеющие усы. Он сам когда-то был таким. Это пройдет… конечно, если парень выживет в предстоящем бою.

На главной палубе линкора «Непобедимый» собрались матросы и офицеры отдыхающих вахт. Еще через несколько минут экипаж с лихорадочной скоростью облачался в сверкающие серебром в холодном свете потолочных плафонов боевые скафандры, лишь гермошлемы остались не застегнутыми.

На стенах загорелись экраны информационной системы. Командующий объединенным флотом Иван Крюгер выглядел как никогда серьезно. Его изображение появилось на всех БИЦ39, в боевых рубках, на экранах информационных систем и пультов связи кораблей флота. Сотни тысяч человеческих и не человеческих глаз уставились на командующего. Обведя мрачным взглядом экипаж, он рявкнул:

– Смирно! – и властно сконцентрировал на себе общее внимание.

Через несколько кратких мгновений, заполненных мельтешением людей, безукоризненно выровненный строй застыл вдоль нарисованной посредине коридора линии. На правых флангах боевых частей замер по стойке смирно неизменный командир линкора полковник Сидоренко. До выхода на заслуженную пенсию ему оставалось всего два месяца и целая война…

В напряженную тишину победитель легендарной битвы при Сириусе властно бросил:

– Внимание флоту!

По рядам пробежал невнятный шепот, словно шелест, когда перед грозою утихающий ветер пробегает по кронам замерших в тревожном предчувствии деревьев.

– Флоту приготовиться к бою. Помните об участи планет Дальний форпост и Новый Иерусалим. Я требую сделать все, что в ваших силах, чтобы не повторить трагедий. Человечество и наши уважаемые союзники биин-арапо могут потерять нас всех, но не могут позволить себе проиграть решающую битву! Мне не нужно от вас геройства, просто выполните свой долг. Уважительной причиной отступления может быть только смерть. Биться до последней ракеты, до последнего человека. Трусов буду расстреливать.

Слух резанул ошеломленный вскрик. По бледным, но решительным лицам экипажа не понять, какая буря кипит внутри.

Крюгер замер, характерный для людей волевых и властных широкий подбородок на несколько гулких ударов сердца застыл, затем командующий надсадно рявкнул:

– Во славу… – он на миг замолчал, словно хотел сказать привычное: России, но вместо этого крикнул: – Человечества!

Изображение дрогнуло, бесследно исчезло. Вместо него из динамиков полились звуки торжественной мелодии. Скорбно, но непреклонно запел хор мужских голосов:

Перед мысленным взором матросов и офицеров еще стояли голосящие жены, дети, родители и любимые, дорогие сердцу родные места, когда раздался истошный вопль, который услышали все.

Матрос с пухлым, круглым и немного курносым лицом больного, темно-желтого, цвета, с безумными глазами, надрываясь, кричал:

– Это безумие! Их намного больше, разве нельзя договориться? Тупые правители готовы погубить последние корабли человечества и нас всех вместе с ними…

Дюжий сосед по строю повернулся.

Бам! – увесистый удар в подбородок опрокинул паникера на пол. По приказу капитана окровавленное и бесчувственное тело двое матросов, подхватив под мышки, отволокли в карцер. Досадное происшествие никак не повлияло на экипаж, лишь товарищ молодого моряка презрительно фыркнул сквозь крепко сжатые зубы:

– Трус, хуже этого ничего на свете нет. Это как эпидемия: один может перезаражать целый корабль.

– А что с ним будет?

– Его судьбу решит трибунал, – презрительно произнес старый моряк и, щурясь, осмотрел ногти.

В левом углу палубы матросы и офицеры один за другим подходили к одетому так же, как и они, в бронескафандр, батюшке. В русском флоте действовало железное правило: воевали все, не важно, кто ты – хоть священник, хоть последний тыловик. Молодой оглянулся на товарища.

– А я могу подойти, – он на миг замешкался, – к батюшке, я некрещеный.

– Иди уж, – проворчал тот, подталкивая в спину, – он никому не откажет.

А над палубой все плыли суровые звуки из далекого двадцатого века:

Космические сражения угнетают медлительностью сближения: слишком велики расстояния. Несколько часов союзный флот в молчании двигался к внутренним планетам системы, но волфы, казалось, их не замечали. Космос – странное место для боя, где неожиданности немыслимы. Засадной полк, обходы, охваты и прочие премудрости тактики остались на маленьких клочках материи, называемых планетами. Там, где любое движение врага видно за многие миллионы километров, все это невозможно. Лишь лобовое столкновение, исход которого решает голая огневая мощь с небольшими погрешностями алгебры вероятностей и дух воюющих.