Может, кому-то и нравилось сидеть здесь в темноте, но мне такая таинственность — все эти длинные тени в тусклом свете лампы — здорово действовала на нервы. Я сорвала бумагу с окна, и слабое сияние осеннего солнца озарило образовавшийся за десятилетия кавардак.

Крыша оказалась куда ниже, чем мне казалось, так что я могла сделать лишь по шесть маленьких шажков в любом направлении. Кроме книг — занимавших больше всего места — чего здесь только не было. Солнечные лучи осветили разбитые на гнезда ящички, в которых размещались различные коллекции, и шкафчик для карт и чертежей. На нем стоял набор натуралиста с заспиртованными экземплярами в стеклянных банках, а высоко на полке, рядом с пустыми чернильницами, торчал глобус, испещренный очертаниями неведомых стран. Под ногой у меня что-то хрустнуло — взглянув вниз, я увидела на полу целую кучу очинков от перьев.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что ни на одном из корешков книг, которыми были уставлены провисшие полки, нет названий. Большей частью это оказались рукописные тетради, сшитые суровой нитью, и даже на обложках красовались те же угловатые аккуратные буквы, что и на подписях к приборам, управлявшим Грейстоуном.

— Аойфе, ты спускаешься или нет? — крикнул Кэл. — Что ты там нашла?

Я открыла люк и высунула голову, не выпуская из рук взятый с полки ближайший фолиант.

— Смотрю, что к чему. Я, наверное, еще побуду здесь.

Кэл помахал рукой перед лицом, разгоняя облако трухи, посыпавшейся из сдвинутой створки.

— Ты шутишь, что ли?

— Поднимись сам, — предложила я. — Тут куча всяких коллекций и интересных штуковин.

Кэл решительно потряс головой:

— Поверить не могу, что тебе интереснее разбирать чьи-то древние каракули, чем исследовать дом.

— Дом никуда от нас не денется, — ответила я. — Давай, Кэл, поднимайся.

— Нет уж, спасибо, — поспешно проговорил он. — Нечего мне делать на такой верхотуре. — Он подтолкнул Дина в плечо. — Идем, я попрошу Бетину приготовить нам ленч. Аойфе, когда наткнется на книжку, часами может не отрываться.

— По-моему, это пошло ей только на пользу.

Задрав голову, Дин подмигнул мне, но все же последовал за Кэлом через потайной черный ход на кухню. Я дернула рычаг, вновь закрывая люк. Ну хоть общая для всех парней любовь к горячей пище их примирила. Значит, где-то час на обследование чердака у меня есть. Я была уверена: Конрад хотел, чтобы я добралась сюда. Но вот что именно мне здесь искать, не имела ни малейшего понятия.

Сперва я взялась за шкафчик с картами. Их там оказалась целая кипа — скомканных как попало, впихнутых внутрь так, будто владелец убирал их в ужасной спешке. Или, может быть, пытался что-то спрятать?

Вытащив весь бумажный ком целиком, я не нашла за ним ничего, кроме пыли и трупиков насекомых. Я расправила листы и обнаружила сверху карту звездного неба — похожей мы пользовались на занятиях в Академии. Эта, однако, выглядела более старой, всю ее испещряли дописанные от руки буквы и цифры, да и звезд было куда больше, чем я могла вспомнить из единственного своего курса астрономии. Профессора Фарула арестовали за ересь в самом начале моего первого года — на уроках он утверждал, что однажды Древние возвратятся на землю и станут владычествовать над людьми. Никто из нас особенно не любил этого преподавателя, но он был просто безвредным чудаком. В тот раз я впервые близко увидела прокторов — не считая суда, где мать признали неизлечимой. Стоило мне вспомнить шорох их грубой черной формы и грохот окованных спереди сталью высоких ботинок по полу обсерватории, и словно чья-то холодная рука ложилась сзади на шею.

Следующей была карта Массачусетса — такую можно купить в любой картографической лавчонке за полдоллара. Ее тоже густо покрывали неразборчивые чернильные каракули, сконцентрированные вокруг и внутри границ Аркхема. Символы, звездочки, пиктограммы — больше всего они напоминали мои бунтарские рисунки по полям тетрадей.

Последняя, самая истрепанная, была начерчена от руки на плотном материале, больше всего походившем не на бумагу или холст, а на древнюю, иссохшую кожу, — достаточно тяжелом, чтобы разгладиться под собственным весом. Некоторые фрагменты чертежа оказались безвозвратно затертыми или расплывшимися.

Сначала я ничего не могла понять в этом нагромождении линий и инженерных обозначений, и вдруг у меня аж дух перехватило — я узнала знакомый крестообразный силуэт с тремя расходящимися в разные стороны крыльями, окруженный стеной и раскиданными там и сям по саду хозяйственными постройками. Непонятная схема была планом Грейстоуна и, судя по небрежно набросанным комментариям к его механической начинке, представляла собой изначальный чертеж проектировщика. В уголке, почти полностью стершаяся после десятков прикосновений пальцев, скатывавших и раскатывавших лист, стояла дата — «1871».

Я бережно отложила план и, порывшись в окружающем беспорядке, нашла цилиндрический кожаный тубус для переноски чертежей и карт — такие использовали инженеры, механики, да и просто натуралисты-любители, изучающие дикую природу. Аккуратно скатав лист, я убрала его в тубус и положила на пол у стола. Я не собиралась выпускать вещь подобной ценности из поля зрения, пока не узнаю, что же за тайну скрывает Грейстоун. Однако, как ни интересен был чертеж сам по себе, он нисколько не приблизил меня к разгадке, к тому, чтобы найти Конрада, и я вновь вернулась к нагромождению книг и рукописей, хватая наудачу то одну, то другую и поднимая столько пыли, что и гуль бы задохнулся.

Большинство книг относились к фантастическим и даже еретическим — дешевые поделки, в которых крутые детективы преследовали роковых красоток, истории о путешествиях на дно океана в живой биомеханической субмарине… Одна толстая книга с вытертым корешком была полностью на немецком. В общем, все, избежавшее костров прокторов во время войны и после, оказалось здесь.

Немецкий мы учили — язык поверженного противника нужно знать, — но нам запрещали читать на нем вне занятий и вообще в пределах Академии. С глаголами у меня всегда был полный кошмар, но несколько заголовков попроще я разобрала: «Беляночка и Розочка», «Рапунцель», «Жених-разбойник».

Я положила том к футляру с планом — посмотрю позже. Сейчас отвлекаться нельзя, нужно искать брата. Кто-то из Грейсонов просто обязан был оставить какой-нибудь намек: что происходит в этом таинственном доме, зачем Конрад приходил сюда и почему вдруг исчез.

Я принялась листать рукописные тетради, пытаясь отыскать хоть что-то полезное. Несколько лежавших сверху оказались полной тарабарщиной — написанные каким-то шифром, да еще и почерк жуткий. Отпихнув их подальше, я полезла глубже в здоровенную кипу на самой нижней полке под окном. Вернувшиеся вороны расселись снаружи на карнизе, перекликаясь друг с другом.

— Если уж решили здесь торчать, могли бы по крайней мере вести себя потише и дать мне поработать спокойно, — проворчала я, но они только загалдели еще громче.

Потянув не поддавшийся с первого раза фолиант, я обрушила на себя целую лавину переплетенных и просто связанных стопками листов, и они завалили меня до самых щиколоток. Со словами, отнюдь не приличествующими благовоспитанной девушке, я принялась запихивать их обратно и тут заметила, что у большинства на первой странице есть какие-то цифры. Номера, насколько я могла понять, следовали в определенном порядке.