Слова, слетавшие с губ месье Патинода, никак не совпадали с представлениями Натали об этом человеке, главном редакторе Le Petit Journal, который имел склонность к нервным жестам и всегда торопился.

У него магические способности?

– Я… я никогда бы не подумала. – Все ее восприятие месье Патинода было изменено одним предложением. Может, у нее есть сторонник? Ее переполняло волнение. Вот он, ее первый шанс поговорить с кем-то, кто пережил этот опыт и не сошел с ума. Ей нравилось, что он был прямолинеен, а не как мама. Он не боялся говорить об этом.

– Мы повсюду, – сказал он, разводя руки. – Мужчины, женщины, всех классов, религий и профессий. Невозможно их узнать, больше нет. Остальное общество имеет… разные мнения об этом. Некоторые из нас хвастаются своими способностями, другие их прячут, но большинство, полагаю, где-то посередине, независимо от того, сохранились ли у них способности.

– В чем ваш дар? – Натали наклонилась вперед. – Он у вас еще есть?

– Да. Я знаю, правду человек говорит или нет.

Она помедлила в удивлении, будто он наложил на нее заклинание.

– Вы… можете читать мысли?

– Нет, – ответил он, – это сложнее: я способен понять намерения, скрывающиеся за тем, что люди говорят или пишут. Слышу слова и голоса как музыку. Правда мелодична; ложь полна неправильных нот, очевидных ошибок в симфонии. Чем грубее ложь, тем более фальшивой мне слышится нота.

Это звучало странно, но вероятно. Как и ее собственная загадочная способность.

– Покажете мне?

– Я буду задавать вам вопросы, – сказал он, складывая пальцы домиком. – На некоторые отвечайте неправду, на остальные – правду.

– Хорошо.

– Ваше второе имя?

– Франсис. – Правда: так звали ее бабушку. Хотя ей имя не нравилось, но бабулю она очень любила.

– Ваш любимый цвет?

– Розовый. – Ложь. Ей не нравится розовый.

– Последняя книга, которую вы прочитали?

– «Франкенштейн». – Нет, она еще не дочитала.

Он снова поглядел в окно.

– Ты сказала правду, потом – ложь, затем – полуправду. Полагаю, ты еще не дочитала книгу.

– Все верно. – Она сглотнула комок в горле, во рту пересохло. Она могла ему доверять. – Месье, мне нужно кое-что вам рассказать.

– Да?

– У меня тоже есть особая способность.

Он резко повернул голову.

– У тебя? Я думал, ты спрашиваешь потому, что… Ну что ж, – он поправил очки, – что ты имеешь в виду?

Значит, Кристоф и правда не рассказывал месье Патиноду, так же как и Натали не рассказал о даре месье Патинода. До этого момента она не была уверена, знает ли месье Патино, и ждет ли, пока она сама скажет; его реакция была слишком резкой и честной, чтобы быть притворством. Кристоф заслужил еще больше доверия за то, что не поведал месье Патиноду ее секрет, а просто устроил им разговор.

– Это началось вскоре после того, как я начала писать репортажи из морга… – И, как и Кристофу, она рассказала ему все о своих видениях.

– Ну конечно, – ответил он, потирая висок. – Теперь все складывается.

– Да?

Он пожевал губу.

– Ты как-то написала, что одна из жертв «испытывала ужас» перед смертью. Я попросил тебя изменить это, помнишь?

– Помню.

– Я знал, что ты писала правду. – Месье Патинод становился все более оживленным с каждым словом, как ученый на пороге открытия. – То есть я понимал, что ты не просто предполагаешь, – очевидно, что это было бы и разумной догадкой, – а каким-то образом знаешь. Я, конечно, не мог сообразить, как это возможно, и должен признаться, что я немного… опасался тебя.

Она вспомнила его странное поведение и как неуютно ей было из-за этого. Ей и в голову не приходило, что это была реакция на ее собственное поведение.

– Прошу прощения, если как-то это показал, – добавил он поспешно.

– Могу вас понять, – ответила она, а затем, помедлив, чтобы собраться с мыслями, рассказала месье Патиноду о том, как узнала об экспериментах Энара, как поняла, что тетя Бриджит – одна из Озаренных. Она также рассказала ему про склянку с кровью и как Кристоф приставил к ней полицейское сопровождение. Он слушал, качая головой и теребя свои очки.

– Когда я все это рассказала месье Ганьону, он объяснил, что Энар умер в 1870-м, за год до моего рождения. Вот это я и искала в архиве: больше сведений об этом и об экспериментах Энара. Я… мне нужно знать, как это случилось. Продолжил ли кто-то делать переливания крови после него, может, тайно?

Месье Патинод покачал головой.

– Сомневаюсь. Он очень ревностно относился к своей работе, особенно когда люди стали его критиковать. Он однажды показательно сжег свои записи, заявив, что его знание умрет вместе с ним. – Он подошел к переднему краю своего стола и присел на него. Казалось, что он не знает, куда девать руки. Складывает их домиком, кладет на стол, скрещивает на груди, и все это за несколько секунд.

– Натали, есть кое-что еще, о чем ты должна знать. Нехорошо, что тебе приходится услышать это от меня, но в данный момент, боюсь, у меня нет выбора. Я уверен, что твой отец отнесется с пониманием.

– Папа? А он тут при чем? – И стоило вопросу сорваться с ее губ, как она догадалась.

– Твой отец тоже делал такое переливание у Энара. – Слова месье Патинода эхом отразили мысли Натали; мысленно она готовила ответ.

Смятение и счастье закрутили ее, вызванные этим весьма необычным чувством раскрытия секрета, который от тебя скрывали.

Затем он понизил голос.

– У него есть дар целителя. И я навеки благодарен ему за это. У моего младшего сына была скарлатина, и если бы не твой отец…

У Натали сбилось дыхание от того, как вес слов месье Патинода и папиного дара опустился на ее душу.

– Это… это прекрасно.

– Именно так. Я в неоплатном долгу перед твоим отцом, хотя он слишком скромен, чтобы это признать.

Натали вдумалась в глубочайшую важность этой мысли. Она не могла представить более прочной связи между людьми, чем спасение жизни, и многое сейчас встало на свои места. Готовность месье Патинода против правил дать ей, шестнадцатилетней девочке, работу. Его верность отцу и, следовательно, ей. И, конечно, вдумалась в свою собственную, буквально кровную, связь с Озаренными.

– Каким-то образом он это мне передал, – начала она, скорее, сказав это себе. – Вы согласны? Это было бы логично. Настолько, насколько может быть логичной магия, хотя полагаю, что в сочетании с наукой она и становится логичной или может такой стать. Почему мне это в голову не пришло? Чувствую себя глупой, что сама не догадалась. – Едва проговорив эти слова перед качающим головой месье Патинодом, поспешно, чтобы он не успел ее прервать, она осознала их пустоту.