А на правом бицепсе светится крошечный мерцающий огонек.

– Нашла, – вытаскивая нож, объявляю я. – Прости, но мне придется его вырезать.

Он морщится, когда я хватаю его за руку и прижимаю кончик ножа к коже. Маячок спрятан прямо под татуировкой парящего орла. Это животное – символ Анны. Я аккуратно провожу лезвием по его клюву, вскрываю разрез и достаю крошечную, стеклянную бусинку размером с рисовое зернышко. А затем кладу на пол и давлю ботинком. Снизу доносится треск электрических разрядов, а затем от маячка поднимается белый дым.

– Кажется, у меня в руке тоже есть такой, – подходя ко мне сзади, говорит Мато.

Я вытираю нож о штаны и протягиваю ему. Он со щелчком вытаскивает из запястья точно такую же бусинку и ломает каблуком.

– Готова приступить к работе? – спрашивает он. – Кто-то из ребят Новак сказал, что мы почти приехали.

Меня тут же окутывает то же тревожное чувство, что и раньше – будто Мато пытается навязаться мне в помощники для завершения «Панацеи». Хотя, может, все вполне объяснимо. Мы вместе работали над кодом, когда жили в Энтропии. И хоть я не помню тех дней, возможно, мне стоит подпустить его ближе. Я забираю свой нож и засовываю обратно за пояс. Грузовик дергается и кренится вперед. Рев двигателя стихает, пока машина катится под уклон, скорее всего, по металлическому пандусу, а затем вздрагивает и останавливается.

– Да, готова, – отвечаю я.

Мато улыбается:

– Пришло время покончить с этим, Цзюнь Бэй.

Задние двери распахиваются, и мы оказываемся в заполненной людьми погрузочной площадке на подземной базе Новак. Сотни людей загружают грузовики припасами и военной техникой, машины отправятся на другие базы генхакеров, чтобы помочь им подготовиться к атакам «Картакса». Из-за того, что мы сделали сегодня, погибнут люди. И теперь мне предстоит доказать, что мы рисковали не зря.

Взяв Леобена под руку, я тяну его вниз по трапу грузовика. Перед глазами тут же вспыхивает сообщение от Новак с маршрутом к лаборатории, которую она соорудила для меня.

– Я отправляюсь прямиком в лабораторию, – говорю я Мато. – Не хочу ждать.

– Тогда я разберусь с остальным. – Указывая на генхакеров, отвечает он. – А затем хотел бы прийти и помочь тебе. Ты не против?

Всколыхнувшиеся сомнения вновь стихают от его голоса. В нем нет ни нотки властности или самонадеянности. Наверное, я слишком зациклена на «Панацее», вот и ищу скрытые мотивы у других людей. А ведь ему попросту интересно поучаствовать в кодировке.

– Не против… – решаюсь я, а затем сообщаю местоположение лаборатории. – Скоро увидимся.

Повернувшись, я тащу Леобена к двери. Мы следуем указаниям Новак и петляем по коридорам, встречая на своем пути людей, которые толкают перед собой тележки с оборудованием и оружием, пока не останавливаемся перед невзрачной дверью с номером. Я провожу манжетой по сенсору, и она тут же распахивается.

За ней оказывается маленькое, немного грязное помещение с устаревшим оборудованием. Здесь все древнее и доисторическое: пол и стены покрыты керамической плиткой, в центре стоит хирургическое кресло, а рядом разместилась металлическая тележка для медикаментов. На ней стоит маленький, квадратный генкит, который обычно использовали в школах, такой покупали кодировщики-любители. Это не операционная и даже не медицинская палата, но, думаю, это лучшее, что смогла придумать Новак за такой короткий срок.

– Что за чертовщина? – оглядываясь по сторонам, восклицает Леобен. – Это место словно из каменного века. Ты думаешь, что сможешь исправить вакцину с помощью дешевого генкита?

– Мне нужно провести только один тест, – объясняю я. – И для этого лучше пристегнуть тебя ремнями.

Выругавшись, он садится на кресло. Я фиксирую ремнями его руки и ноги, а затем натягиваю последнюю петлю на лоб.

– Ты расскажешь мне, что собираешься делать? – спрашивает он.

Я нажимаю кнопку на боку генкита, чтобы загрузить его, а затем принимаюсь разворачивать толстый кабель, лежащий на тележке.

– Я начала работать над кодом, которым мог бы контролировать инстинкты людей, еще в детстве. – Я не поднимаю глаз, не желая встречаться взглядом с Леобеном. – И всегда думала, что это поможет людям влиять на их чувства. Знаю, я бываю жестокой и меня легко вывести из себя, но меня пугает невероятное количество вещей. Поэтому мне захотелось создать код, который поможет мне преодолеть все это. Но потом я узнала про дар Анны… и поняла, что смерть – тоже инстинкт. А значит, код может управлять и ей. Внезапно оказалось, что моя работа не просто сделает людей счастливыми и храбрыми… а подарит им бессмертие.

Я бросаю быстрый взгляд на Леобена. Он в ответ смотрит мне прямо в глаза, но ничего не говорит.

– Именно на основе этого кода Лаклан написал вакцину, – продолжаю я. – Но что-то пошло не так. Появился сбой, и я долго не могла понять, что не так. Но сегодня до меня дошло, чего именно мне не хватает. И в этом поможешь мне именно ты. Мой код способен контролировать инстинкты, а твой дар, если ты вдруг еще не понял, тоже основан на них. Твоя ДНК, как и иммунитет к вирусам, ведет себя по-разному в зависимости от твоего самочувствия.

Леобен закрывает глаза.

– Я это знаю. Лаклан специально пугал или злил меня, чтобы увидеть, как все работает.

Я киваю.

– Лаклан создал сильную вакцину, изучив тысячи твоих инстинктов и определив, как на это реагирует твой иммунитет, но про один он забыл. И никогда не проверял, как твоя ДНК отреагирует на него. Но именно этот инстинкт лежит в основе моего кода. Вот почему между вакциной и кодом появляется диссонанс. Они не совместимы на все сто процентов, и это вызывает сбои. Поэтому я считаю, что, проверив реакцию твоей ДНК на этот инстинкт, смогу закончить код. И тогда вакцина вновь заработает, а глюки прекратятся.

Леобен открывает глаза и, нахмурившись, смотрит на меня.

– О каком инстинкте ты говоришь? Что Лаклан не проверил на мне? Гнев он точно успел испытать, уж поверь мне.

Я сглатываю, не отрывая глаз от пола и сжимая в руках кабель. Лицо Леобена бледнеет, когда он осознает, что я имела в виду.

– Черт побери, Цзюнь Бэй, – выдыхает он. – Это ведь смерть, верно? Ты хочешь убить меня.

Катарина

Мы доберемся до Блэк-Хилс только к утру, поэтому всю ночь мы едем мимо темных тихих серых полей и далеких гор. Анна отказывается от сна и практически не двигается, пока мы несемся по усыпанным листьям пустынным шоссе. Когда Коул немного приходит в себя, он меняется с ней и садится на водительское кресло, а затем подключает к руке кабель от приборной панели, которая выступает в роли простенького генкита. Я сижу, скрестив ноги, на пассажирском кресле и проверяю показатели его модулей. Анна заняла заднее сиденье и, сжав в руке рюкзак с оружием, откинулась на спинку, ее светлые волосы рассыпались по лицу.