В каком-то десятке шагов от Николая прошли Роман и Алена, загорелые и, похоже, счастливые. Провожая их взглядом, он машинально трогал то один вулканический шрам на груди, то другой. И улыбался. Возможно, впервые с тридцать первого декабря прошлого года.

Жизнь на собственной вилле имела одно лишь неудобство: она находилась довольно далеко от моря, прилепившись к горному склону, нависающему над остальным курортом. Туда можно было ездить на такси, однако Алена постоянно ныла и жаловалась, что устает ходить в гору пешком, поэтому Роман предпочитал именно пешие прогулки.

— Нам обоим нужно сбросить жирок, — приговаривал он специально для Алены, которая комплексовала по поводу появившихся у нее складок на животе. — Спортивная ходьба лучше всякого фитнеса.

— На фитнесе пятки не стираются и колени не хрустят! — возражала она.

— Вот чтобы ничего не стиралось и не хрустело, нужно ходить. Как можно больше.

Алена дулась. Роману было плевать. Он успел разочароваться в ней, и она сама была в этом виновата, жадная, безвольная сучка, продавшаяся за деньги. Она больше не возбуждала Романа, ни раздетая, ни обутая, ни с первым загаром, высветлившим самые интересные места. Он привез ее сюда, чтобы здесь и оставить. Алена капризничала, предлагала десятки других вариантов, однако Роман упрямо стоял на своем. Албена и только Албена. Романтическое путешествие по местам юности. А потом уже можно в Испанию или на Ямайку. «Но без тебя, — мысленно добавлял Роман. — Без тебя, Аленушка».

Во время давнего приезда сюда Роману приходилось совершать долгие прогулки, чтобы не мешать Алене и Николаю сношаться с неутомимостью кроликов, которых год не подпускали друг к другу. Бывало, он доходил до конца ухоженных пляжей и вступал на дикую территорию в северной оконечности курорта. Дорога становилась все уже, извилисто пролегая между знойными морщинистыми скалами и морем, заваленным камнями, скатившимися с гор. Редко-редко проезжала там какая-нибудь колымага или компания велосипедистов. Сразу за рыбацкими лачугами с вечно сохнущими и вечно драными сетями разбитая дорога уходила вверх, чтобы соединиться с главным серпантином, и мир становился безлюдным, как до сотворения человека.

Туда-то Роман и прогуляется с Аленой, когда настанет срок. А случится это в годовщину их близости. Потому что, если разобраться, тот день, вернее утро, вместило в себя все счастье, весь восторг, которые способен испытать мужчина от обладания женщиной. Все остальное было лишь повторением пройденного. Иногда Роману бывало с ней хорошо, иногда — не очень, но однозначно хуже, чем в первый раз. И приходилось выдумывать всякие штучки, чтобы пробудить в себе желание. Само по себе оно больше не приходило. Роман пресытился. И что же, человеку до конца жизни есть один и тот же торт, если он ему однажды понравился?

Нет, нет и еще раз нет! Через несколько дней Роман возьмет Алену на последнюю прогулку, а вернется в Албену один. Налегке, так сказать. После этого останется запрыгнуть в такси, доехать до Варны, а оттуда — самолетом куда душа пожелает. Осядет Роман в какой-нибудь умеренно европейской столице и займется делом. Давно пора. Если просто бездумно прожигать (и прожирать) денежки, то новые на деревьях не вырастут.

Про деревья он подумал, когда Алена остановилась возле зарослей инжира, свешивающихся через ограду. Она всегда обрывала инжир по пути на виллу. Может быть, чтобы передохнуть на круто уходящей вверх улочке. До ее конца было не менее семисот метров, а позади осталось еще столько же, включая узкую каменную лестницу с двумя сотнями ступенек. Не удивительно, что Алена прониклась такой страстью к инжиру.

— Пойдем, — стал подгонять ее Роман. — На дороге за гроши купишь хоть целое ведро, объедайся до упаду.

— Тот инжир не такой, — возразила она, очищая зеленый плод с розовой мякотью. — Этот в сто раз вкуснее.

Она откусила и стала жевать. На ее шее и виске сильнее проступили голубоватые жилы. Роман тоже сорвал инжир, бросил на землю и растер подошвой. Он знал, как убьет Алену. Никаких ножевых ранений или черепно-мозговых травм, боже упаси! Роман аккуратно свернет ей шею и спрячет среди прибрежных валунов. Там морской ветер продувает и водоросли гниют, так что запашок никого не смутит.

Интересно, водятся ли в Болгарии сухопутные крабы-падальщики? Если да, то через месяц от тела только рожки да ножки останутся.

Закончив объедать куст, Алена побрела вверх по улице. Домишки стояли здесь неказистые, часто заброшенные или используемые лишь в качестве летних дач. Зато наверху начинались ряды вилл, мини-отелей и пансионатов, где останавливались любители тишины и уединения. Алена к числу таковых не принадлежала, предпочитая как раз шумиху и круговорот людей в природе, однако ее мнение Романа мало волновало. Особенно теперь, когда жить ей осталось совсем немного.

Охваченный сентиментальной жалостью, Роман нагнал Алену, обнял ее за плечи и предложил:

— Давай я понесу сумку. Тебе же тяжело.

— Там только полотенца да очки, — ответила она, никак не реагируя на ласку.

Они миновали двор, превращенный в кафе благодаря нескольким столам под виноградом, разноцветным лампочкам на воротах и музыкальным колонкам, подвешенным на кронштейнах к стене дома. Посетитель был только один. Когда Роман и Алена проходили мимо, он запрокинул голову и стал жадно пить пиво, отсвечивая стеклянным донцем.

— Зайдем? — попросила она. — Пить ужасно хочется.

— Потерпи, — сказал Роман. — Через десять минут будем дома, там холодильник набит напитками.

— Но мне сейчас хочется.

— Мы не всегда имеем то, что нам хочется.

Роман хотел произнести это наставительно, но получилось насмешливо, и Алена обиделась. Она вообще постоянно дулась в последнее время. Растрачивала последние денечки на негативные эмоции, выяснения отношений и бесконечные капризы.

Они вышли на дорогу с кучей магазинчиков и ларьков, льнущих друг к другу, как цыплята в курятнике. Сидели здесь также торговцы ранними фруктами, домашними винами и пляжными шлепками. Отсюда до виллы было рукой подать, но Алене опять приспичило отдыхать.

— Если торопишься, иди вперед, я скоро буду, — предложила она.

— Я подожду, — решил Роман.

Местная публика откровенно пялилась на них. Эти люди мало чем отличались от нищих бродяг и попрошаек. Чтобы не видеть их, Роман посмотрел на улицу, по которой они поднялись. Она была все так же пустынна, если не считать одинокой мужской фигуры, вошедшей в тень дерева и сделавшейся неразличимой.

По неизвестной причине Роману захотелось поскорее покончить с делами в Албене и убраться отсюда подальше, убраться навсегда. День счастья все равно не вернуть. Это как ловить бесплотную тень, надеясь ощутить ее объем и тяжесть. Может, и впрямь повести Алену за город сегодня? Но тогда пришлось бы менять билет на самолет, а потом, если вдруг начнется следствие, неурочный отъезд может вызвать подозрения.