Старый чиновник малость ругнул себя:

– Старею… Детали опускаю… Уж прости… Так что она придумала?

– Содержание простое: девушка хочет получить от солидного господина урок жизни, назначает время и место встречи, зашифрованное…

– Ну и ну… Вот так купеческая дочка…

– Важно другое. Точно такое же объявление 22 апреля напечатала Юстова. Она назначила встречу на день своей гибели… Что об этом думаете?

Ответа у Лелюхина не нашлось. Тут полицейского опыта мало, тут надо крепко подумать. Да и сведений не хватало, чтобы делать поспешные выводы.

– Что про погибших девиц известно? – спросил он.

– Состояли в кассе взаимопомощи невест. Должны были получить приданое в размере тысячи рублей, – продолжил Пушкин. – Обеим по шестнадцать лет, выходят замуж за небогатых женихов. Сосватала мадам Капустина. Родители дали им прекрасное образование: учились в пансионе Пуссель…

– Ох, недешевое удовольствие…

– Четыреста рублей в год, – сказал Пушкин и стал смотреть на стену, где висели портреты градоначальника и царствующей четы, обязательные для присутственного места.

Молчание затягивалось. Василий Яковлевич понял, что пора:

– Ладно, что уж тут, признайся: что узнал?

– С Юстовой и Бутович учились сестры Бабановы…

– Ну вот же оно! – воскликнул Лелюхин. – А говорил, что между Юстовой и Бабановой ничего нет. В пансионе могло что угодно случиться. Этим девицам только дай, разойдутся не хуже торговок. Поругались, Астра и затаила обиду…

– Есть сведения, что смертельная опасность угрожает ей самой. От «Клуба веселых холостяков»…

Василий Яковлев помолчал, шевеля губами, будто пробуя услышанное на вкус.

– Но ведь письмо все-таки шутка?

– Шутка обернулась двумя смертями.

– Передергиваешь, Алёша: в письме женихи отрекаются от невест, но убивать не угрожают…

Пушкин невольно кивнул:

– Беспокоит отсутствие смысла в этих убийствах. Тем более нет смысла в возможной гибели Астры Бабановой.

– Тогда что же случилось в салоне, по-твоему?

Прежде чем ответить, Пушкин помолчал, будто взвешивал слова.

– Модный салон мадам Вейриоль еще и место интимных встреч.

– Ишь ты, модистки-артистки прыткие… Всегда мне не нравились, – высказался Василий Яковлевич. – Разврат у всех на виду… Ловко придумано… И как устроили?

– Дама закрывается в примерочной, из сада в дом ведет другая дверь. Мужчина заходит, никем не замеченный, они весело проводят время. Очень удобно: не гостиница и не частная квартира. Нет ни портье, ни коридорных, ни дворника, ни соседей. Никто ничего не видит, никто ни о чем не догадывается, приличия соблюдены… Знает только узкий круг клиенток мадам Вейриоль, которые называют ее «матушка Гусыня». Хоть она не признается. Предполагаю, что клиентки заказывают платье, чтобы получить в распоряжение примерочную для свиданий…

– Ну и ловкая бабенка эта Вейриоль…

– Для клиенток в примерочной предусмотрены удобства: вешалка, чтобы раздеться, утюг, чтобы разгладить помятое платье. Большой диван… Невинности Юстова лишилась на нем: кроме свежих физиологических следов, подушки с дивана разбросаны.

– Зачем было травить, если по своей воле согласилась?

– Нет ответа, – признался Пушкин. – Почему этого не случилось с Бутович – тоже ответа нет.

– А она напечатала заманчивое объявление в «Московский листок»?

– Такого объявления нет.

– Вот видишь…

– Нет, ничего не вижу…

Неплохо зная привычки своего приятеля, Лелюхин догадался, что сейчас начнется главное. Ради чего затевался разговор.

– Чем тебе помочь, Алёша?

– Напомните фамилии девиц, про которых вчера докладывали.

– Маклакова и Лабзова, – без запинки ответил Василий Яковлевич. Память у него была и осталась как у молодого.

– Выясните, учились они в пансионе Пуссель или нет. Состояли в кассе взаимопомощи невест мадам Капустиной или нет…

– Не сомневайся, разузнаю…

Вынув блокнот, Пушкин стал быстро рисовать. Вырвал лист и протянул Лелюхину. Портрет юной девушки, немного повернувшей головку, набросанный четкими линиями, был прост, как газетная иллюстрация, но характер передавал точно. Может быть, точнее салонной фотографии. Василий Яковлевич невольно залюбовался.

– Кто же такая красотуля?

– Предполагаемая исчезнувшая особа, – сказал Пушкин, пряча блокнот. – Покажите несостоявшимся женихам в том случае, если умершие девушки учились в пансионе Пуссель. В противном случае возьмите описание барышень.

– Само собой, – кивнул Лелюхин. – Еще что узнать?

– У родителей Маклаковой и Лабзовой выясните, появились у дочерей крупные суммы, сто или двести рублей, в новых купюрах? Свернутые в трубочку и перевязанные алой лентой…

Лелюхин понимающе кивнул.

– Не беспокойся, сделаю… Позволь дать тебе совет по-стариковски?

– Буду крайне благодарен, Василий Яковлевич.

– У меня тут мыслишка простецкая завелась, но, может, тебе на что и сгодится… А проверь-ка, Алёша: кому принадлежит особняк, в котором Юстову и Бутович отравили…

Мысль была столь простой, что Пушкин был вынужден признать ее бесценность: упустил из виду такое обстоятельство. Подойдя к книжному шкафу, в который совали всякие бесполезные бумаги, он вытащил справочник «Вся Москва» за прошлый год. Раздел домовладельцев сообщал, что дом в Спасоналивайковском переулке принадлежит Бабанову Ф.К. А в этом году, вероятно, перешел по завещанию его вдове, Авиве Капитоновне, со всем прочим имуществом. В свежем справочнике сделают исправление.

* * *

Кузнецкий мост предлагал любителям готового платья безграничный выбор. Тут находилось не менее десятка магазинов, торговавших женской, мужской и детской одеждой. Не особо привередничая, Агата вошла в магазин «Шанкс и Кº», который располагался на первом этаже дома купцов Третьяковых, выстроенного в стиле русской сказки с башенками. Бо́льшую часть дома занимал банк «Лионский кредит».

Даме приказчик поклонился, но поглядел на дорожный туалет с некоторым осуждением. Мнение его резко переменилось, когда Агата сообщила, что хочет немного обновить гардероб: каких-нибудь семь-восемь платьев. Благо запасы ее сумочки позволяли и не такое. Приказчик заверил, что в их магазине она найдет лучшие и самые модные туалеты, предложил прекрасной покупательнице кресло, а сам побежал за платьями и модисткой, которая будет помогать в примерке.

После пережитых волнений и бессменного ношения дорожного платья Агата желала до дна испить удовольствие покупки нового туалета. Она прикинула, что на это уйдет часа три, не меньше, пока будет выбирать и капризничать. В приятном ожидании Агата стала вертеть головой, разглядывая магазин и наряды на манекенах.