- Поможешь мне решить задачу? - спросил Макфрис.

- Какую?

- Кто из нас в клетке - мы или они?

- Все мы в клетке у Майора, - Гэррети засмеялся.

- Говорят, Баркович доходит?

- Думаю, да.

- Я не хочу больше его видеть. Обидно - так ожидать чего-то,а под конец разочаровываться. Может, это и есть настоящая правда жизни?

- Не знаю.

- Это все равно, что всю жизнь тренироваться в прыжках сшестом, а потом попасть на олимпиаду и подумать: "А чего это я приперсясюда с этой дурацкой палкой?"

- Ага, - Гэррети что-то беспокоило. Он задумался. Потомспросил Макфриса и подошедшего к ним Бейкера. - Вы видели Олсона перед тем, какон получил пропуск? Его волосы? - А что с ними такое?

- Они поседели.

- Да нет, не может быть, - голос Макфриса звучал испуганно.- Это была пыль.

- Поседели, - настаивал Гэррети. - Будто он провел на этойдороге всю жизнь. И знаете, когда я это увидел, я подумал... Может, это и естьбессмертие? - он замолчал, ощущая, как легкий ветерок из темноты обдувает еголицо.

- Я иду, я шел, я буду идти, - прогнусавил Макфрис. -Переведите на латынь.

Они шли. В толпе мелькали огоньки сигарет, фонарики, вспышкифотоаппаратов - земные созвездия, тянущиеся вдоль дороги в вечность.

- Фу ты, - Гэррети вздрогнул. - С ума можно сойти.

- Это точно, - Пирсон нервно засмеялся. Они поднимались надлинный пологий холм. Дорога будто стала тверже, и Гэррети казалось, что ончувствует под подошвами каждый камешек. Ветер ворошил на их пути бумажныймусор, и иногда им приходилось пробираться через кучи конфетных оберток,пакетиков из-под попкорна и сигаретных пачек.

- Что там впереди? - спросил Макфрис. Гэррети закрыл глаза,припоминая:

- Маленькие городки, я не помню. Будет еще Льюистон, второйгород штата, больше Огасты. Мы пройдем прямо по главной улице - раньше онаназывалась Лисбон-стрит, а теперь Коттер-авеню. Реджи Коттер единственным изМэна выиграл ДЛИННЫЙ ПУТЬ -.

- Он умер? - спросил Бейкер.

- Да. У него было кровоизлияние в глаз, и он пришел к финишуполуслепым. Он умер через неделю или около того, - словно оправдываясь, Гэрретизакончил. - Это было уже давно.

Все молчали. Конфетные обертки потрескивали у них подногами, как отзвук далекого лесного пожара. Из толпы вылетела ракета и унесласькуда-то в сторону Льюистона, в край Обюшонов и Лавескью, в край надписей:"Здесь еще говорят по-французски".

- А за Льюистоном?

- Мы свернем с шоссе 196 на 121-е, к Фрипорту, где я увижусвою девушку и маму. Потом мы выйдем на дорогу № 1, и на ней-то все и кончится.Они услышали выстрел.

- Это Баркович или Квинс, - сказал Пирсон. - Не знаю... Одиниз них еще идет... Баркович рассмеялся в темноте все тем же безумным смехом:

- Нет еще, сволочи! Я еще здесь! Я здеееее... Он кричал всегромче и пронзительней. Потом его руки внезапно взметнулись вверх, и он началраздирать собственное горло.

- О Боже, - простонал Пирсон, и его стошнило.

Они бежали от него, а он продолжал идти, осыпая их проклятиями,задрав к небу лицо, утратившее всякое человеческое подобие.

Потом крики смолкли. Баркович упал, и его застрелили, живогоили мертвого.

Гэррети повернулся и пошел вперед. На лицах тех, кто шелвокруг него, он видел отражение собственного ужаса. В судьбе Барковича всеувидели прообраз того, что случится с ними всеми на этой пыльной и кровавойдороге.

- Мне плохо, - ровным голосом сказал Пирсон. - Плохо. Ненадо.

Мне плохо. О Боже!

Макфрис глядел прямо вперед.

- Хотел бы я сойти с ума, - сказал он сквозь зубы. ТолькоБейкер молчал. И это было странно, потому что Гэррети вдруг почуял благоуханиелуизианской жимолости, услышал кваканье лягушек и тяжелое гудение цикад. И ещеон видел, как тетка Бейкера качается взад-вперед в своем кресле, улыбаясь ислушая лягушек, цикад и далекие голоса из старенького приемника.

Качается и качается, улыбающаяся и довольная, как кот,почуявший сметану.

"Мне нет дела, выигрываете вы или проигрываете - до техпор, пока вы выигрываете"

Вине Ломбарды

День возвращался, крадучись сквозь густую белую завесутумана.

Гэррети шел один. Он не считал, сколько погибло этой ночью.Может быть, пятеро. Его ноги страдали мигренью, которая усиливалась с каждымновым шагом. По спине разливался жидкий огонь.

И все же в нем не гасло воодушевление: до Фрипортаоставалось всего тринадцать миль. Сейчас они были в Портервилле, и толпа едвавидела их сквозь туман, но продолжала ритмично скандировать их имена, как былос самого Льюистона.

- Гэррети? - это был Макфрис, череп, покрытый волосами. Егоглаза лихорадочно мерцали. - Доброе утро. Еще один день.

- Да. Много выбыло ночью.

- Шестеро после Барковича, - Макфрис достал из пояса тюбик светчиной и начал выдавливать ее в рот трясущимися пальцами. - В том числеПирсон. - Да?

- Нас осталось мало, Гэррети. Всего двадцать шесть.

- Не так уж мало.

- Нас мало. Мушкетеров. Ты, я, Бейкер, Абрахам, Колли Паркери Стеббинс, если ты его считаешь. Почему бы не посчитать Стеббинса? Итак,шестеро мушкетеров и двадцать оруженосцев. - Ты еще думаешь, что я выиграю?

- Почему это весной тут такой туман?

- Слышишь?

- Нет, не думаю. Выиграет Стеббинс. Он несокрушим, какалмаз.

Говорят, в Вегасе на него ставят девять к одному - с техпор, как выбыл Скрамм. Он ведь почти не изменился с начала пути.

Гэррети кивнул. Он достал тюбик с мясной пастой и началесть, пока не появился долго хранимый сырой гамбургер Макфриса.

- А тебе не кажется странным? - спросил Макфрис, рыгнув. -Снова появиться дома после всего этого?

Гэррети снова почувствовал воодушевление.

- Нет, - сказал он. - Мне это кажется совершенноестественным.