как его продать». Борден так настаивает на реализме своих иллюзий, что они перестают быть иллюзиями. «Это лишь способ уйти от… всего этого, – говорит Борден, ударяя кулаком по прочной кирпичной стене театра, куда они с Энжером пришли на представление “китайца” Чэна Ляньсу[73], чей фокус с исчезновением аквариума требует, чтобы артист постоянно изображал из себя инвалида, даже за сценой. – Ревностное служение искусству. Абсолютное самопожертвование». Может показаться, что это история о борьбе искусства и зрелища, мастерства и таланта, Сальери и Моцарта. Но вот в чем главный фокус «Престижа»: куда бы ни бросала зрителя сюжетная буря, как бы ни менялось наше отношение к героям, ни одному из них Нолан не отдает предпочтения.

Поначалу Борден заявлен как злодей. По обвинению в убийстве Энжера его заключают в тюрьму Ньюгейт, где Борден развлекается, перебрасывая свои кандалы на надсмотрщиков. «Проверьте замки, дважды», – предупреждает тюремщик, закрывая Бордена в камере, серой, сырой и неподвижной. Стремление Бордена к реализму находит отражение в многоуровневых декорациях, естественном освещении и иммерсивном звуке: громыхании цепей в тюрьме Альфреда, стоне пружины, запирающей голубя в клетке с секретом, поскрипывании виселицы. Нолан постоянно подчеркивает неизбывную прочность материального мира – того, что Борден называет «все это», легонько ударяя кулаком по кирпичной стене. Но «всему этому» фильм также противопоставляет Энжера и его любимые иллюзии: хитроумный монтаж, неожиданные повороты и уловки, при помощи которых даже самые определенные и однозначные события обретают метаповествовательный блеск. Снова и снова звук в картине выходит на крещендо, а потом вдруг обрывается, оставляя зрителям какой-нибудь простой образ – цилиндр или черную кошку, – а мы все гадаем, что случилось. Из всех спецэффектов в фильме самым волшебным оказывается простая монтажная склейка, что переносит нас из камеры, где Борден читает дневник Энжера, к паровозу, на котором Энжер огибает Скалистые горы Колорадо в поисках ключа к тайне «Перемещения» Бордена. На фоне раздается низкий гул, как будто кто-то пересек звуковой барьер, – сигнал того, что мы перенеслись в более раннюю главу истории.

Иллюзионист и режиссер Жорж Мельес стремился «сделать видимым сверхъестественное, фантастическое, даже невозможное» – чему пример его короткометражный фильм «Исчезновение дамы в театре “Робер-Уден”» (1896).

В этом времени Энжер, снова живой, направляется в далекий Колорадо, чтобы разыскать изобретателя-затворника Николу Теслу (Дэвид Боуи) и раскрыть секрет «Перемещения» Бордена, который пока еще на свободе. В другой, еще более ранней сюжетной линии мы видим, как Борден ухаживает за своей будущей женой Сарой (Ребекка Холл); настолько обаятельного пройдоху Бэйл не играл, наверное, со времен роли молодого Джима Балларда в фильме Спилберга «Империя солнца» (1987). Борден показывает фокусы племяннику Сары, а кажется – будто самому себе тринадцатилетнему. «Никогда. Никому. Не рассказывай, – советует он мальчику. – Понимаешь? Ничего. Секрет сам по себе – ничто. Трюк, на котором он строится, – это важно». Иллюзионисты Нолана воюют друг с другом, подобно шпионам Ле Карре, и так же неспособны на настоящую близость: они до конца своих дней пристрастились к тайнам. Взаимная ненависть выхолащивает обоих мужчин: у Энжера и Бордена больше общего друг с другом, нежели со своими возлюбленными. Впрочем, в борьбе за сердца зрителей у Бордена есть секретное оружие – его дуэт с двадцатичетырехлетней Холл. К своей дебютной роли в американском кино актриса подходит с поразительной мягкостью: бравада Бордена не ослепляет, но интригует и втайне даже забавляет ее. Это первая героиня Нолана, способная любить и чувствовать, при этом не являясь объектом чужих желаний или страхов. Жизнерадостность Сары предлагает Бордену выход из лабиринта, в который тот себя загнал. Когда ей удается уговорить его раскрыть секрет фокуса с пойманной пулей, на лице девушки заметно разочарование. «Стоит узнать, в чем фокус, и все так просто», – говорит она – и мрачнеет, будто солнце зашло за тучу.

Альфред Борден (Кристиан Бэйл) с женой (Ребекка Холл).

«Тем не менее бывает, что фокусники погибают…» – спорит Бэйл, вдруг оробевший и растерявший молодецкую браваду, словно Волшебник страны Оз, лишенный своего занавеса. Уязвленный герой неискренне клянется Саре в любви, но та дает ему отпор. «Не сегодня, – говорит она, изучая его взгляд. – Бывают такие моменты, когда ты сам в это не веришь. Возможно, сегодня ты больше любишь не меня, а свою магию. Я рада, что замечаю разницу, потому что сильнее ценю дни, когда ты любишь меня». Бэйл виртуозно и последовательно реагирует на ее слова: его улыбка подрагивает, затем приходит сомнение, а за ним облегчение. Сара преподнесла Бордену первый урок эмоциональной искренности.

Еще один дневник – записная книжка Бордена, которую изучает Энжер в Колорадо, – открывает нам третью временную линию: события далекого прошлого и истоки жестокой вражды героев после неудавшегося фокуса в духе Гудини с освобождением из-под воды. Жену Энжера со связанными руками опускают в стеклянный резервуар, заполненный водой, который затем накрывают занавесом, пока девушка пытается освободиться. Руки ей связывает Борден, который ранее предлагал использовать более тугой узел, «двойной лэнгфорд», для большей реалистичности. Занавес опускается, и барабан тихо отбивает ритм, будто отслеживая сердцебиение девушки, но его заглушает стрекот секундомера Каттера. Вскоре звук обрывается – девушка мертва.

* * *

К моменту, когда начались съемки «Престижа», семейство Нолана и Эммы Томас стало многочисленнее. Их первый ребенок, дочь Флора, родился в 2001 году; следующий, сын Рори, – в 2003-м; а третий, Оливер, появился как раз вовремя, чтобы сыграть небольшое камео в «Престиже» в роли новорожденной дочери Альфреда Бордена. Ребенку приходится бороться за внимание отца, одержимого своей работой. Точно так же, хотя и в менее утрированном виде, сам Нолан балансировал между своей семьей и профессией. «В том, что касается баланса работы и личной жизни, “Престиж” стал для нас важным фильмом. Как бы Эмма ни любила этот проект, после рождения третьего ребенка ей хотелось сделать шаг назад и не настолько активно участвовать в производстве. Попробовать отойти на второй план. Но оказалось, что это невозможно. Пришлось затащить ее обратно в работу, потому что она была мне нужна. Съемки были непростые, мы хотели снять больше за меньшие деньги, многое придумывали на ходу. У нас было три ребенка, мал мала меньше, но Эмма со всем справилась: трудные съемки, работа на локациях и жесткий бюджет. Для меня это был момент истины. Момент, когда Эмма скажет: “Нет, это уже чересчур” – либо найдет способ все балансировать».

После того как Джона закончил свою версию сценария, Нолан прошелся по тексту в последний раз и внес новые правки