декораций. И хотя в итоге студия осталась им довольна, меня постоянно спрашивали: “А точно нельзя сделать больше?” Я знал, что с точки зрения географии мы сделали все, что можно. Больше в этот фильм было просто не впихнуть».

Для фильма «Бэтмен: Начало» Нолан нанял двух композиторов – Джеймса Ньютона Ховарда и Ханса Циммера, чью музыку он слушал в свой последний год обучения в школе. Циммер был на тринадцать лет старше его и к тому моменту уже помогал Стенли Майерсу с саундтреками к «Ничтожеству» Ника Роуга и «Моей прекрасной прачечной» Стивена Фрирза. «В начале своей карьеры Ханс считался гением синтезаторов. Молодой парень, который разбирался в том, как создавать электронную музыку, и тем самым помогал Майеру. Кажется, первым с ним начал работать Тони Скотт над рекламой и тому подобными проектами, а затем он написал саундтрек для “Черного дождя” (1989) Ридли Скотта. Мне тогда было девятнадцать лет, и я просто влюбился в музыку Циммера. Она была невероятно, невероятно красивой. Электронная музыка интересна тем, что позволяет создавать голоса и звуки, не привязанные к определенным культурам, а это очень интересно для работы в кино. Я предпочитаю, скорее, не ограничивать композиторов, так что мы с Хансом успешно работаем друг с другом, потому что, как я люблю говорить, он – композитор-минималист с максимальным бюджетом. Его музыка звучит очень масштабно, но строится на минималистичных идеях. Она очень, очень простая. И мне как режиссеру это оставляет свободу творчества, пространство между нотами. На более масштабных своих проектах я старался полностью инвертировать процесс написания музыки: начать с эмоций, нащупать самое сердце истории, а уже потом выстраивать механизм. Это требует определенной уверенности в себе. К примеру, когда Ханс впервые сыграл мне две ноты, которые он придумал как главную тему, я был просто в ужасе. Все повторял: “А нам точно не нужно больше героических фанфар?” В итоге Джеймс написал одну такую тему, отличную, но в “Бэтмен: Начало” нам она не пригодилась. Мы использовали ее в “Темном рыцаре” как тему Харви Дента. А Ханс, хотя он никогда об этом так напрямую не говорил, двигался в сторону все большего и большего минимализма. Он написал как бы эхо героической темы – всего две ноты».

* * *

То, как Нолан описывает Циммера, – минималист с максимальным бюджетом – вполне можно сказать и про него самого. Возможно, здесь скрывается причина того, почему между ними сложились столь тесные и многолетние творческие отношения. Уже по фильму «Бэтмен: Начало» видно, как два этих импульса – минимализм и максимализм – свободно взаимодействуют друг с другом, как и в последующих работах режиссера. К примеру, в фильме переизбыток злодеев: три, и каждый новый страшнее предыдущего. Первый – мафиозный босс Кармин Фальконе (Том Уилкинсон), шумный, но абсолютно беспомощный, когда объявляется Пугало (Киллиан Мёрфи) и начинает опрыскивать людей токсином страха, будто из перцового баллончика. Но Пугало, в свою очередь, предвещает возвращение Ра’са аль Гула (Кэн Ватанабэ[69]), который вламывается на вечеринку в честь дня рождения Брюса, как побочный сюжет, отказывающийся умирать. Однако Нолан делает выбор в пользу Ра’са аль Гула как раз потому, что тот не отвлекает зрителей от героя, а его возвращение едва задает необходимое напряжение. Дилемму режиссера несложно понять: после того, как мы посетили Гималаи, столкнулись со сверхъестественным и припомнили крушение империй, битва с мафиози, подкупившим полицию, выглядит не слишком зрелищно. Международный масштаб фильма рассеивает ощущение изолированности Готэма, которое необходимо, чтобы переживать за пораженный коррупцией город. В «Бэтмен: Начало» Готэм еще не сложился ни архитектурно, ни этически: ровные, четкие грани центра Чикаго здесь соседствуют с викторианско-готической архитектурой поместья Уэйнов и необязательными футуристическими элементами, вроде монорельсовой дороги и вымышленного района Нэрроуз – отсылки к промозглому дождливому миру «Бегущего по лезвию». А перед тем, как вдребезги разнести декорации, финал пытается увязать воедино полеты и боевую аэробику, украденное оружие массового поражения, психиатрические эксперименты и тот самый монорельсовый поезд, несущийся к гибели, – кажется, все это режиссер придумал из обязательств перед студией, нежели по собственному творческому чутью. Этот конфликт Нолан разрешит в «Темном рыцаре» с его камерами IMAX: на место архитектурной мешанины «Бэтмен: Начало» придет внятный контраст между хаосом Джокера и ровными, четкими гранями центра Чикаго.

«Ты должен стать воплощением ужаса, кошмаром», – говорит Дюкард Брюсу Уэйну. Темный рыцарь (Кристиан Бэйл) патрулирует Готэм-Сити на закате.

Проблемы фильма «Бэтмен: Начало» характерны для жанра, но его достоинства – скорее уникальны, особенно в первый час фильма с его выразительными ландшафтами и ощущением, что тренировки с Лигой теней навсегда изменили Брюса. «Бэтмен – просто символ», – говорит он Рэйчел в конце фильма. «Нет, вот твоя маска, – отвечает Рэйчел, прикасаясь к его лицу. – Твое настоящее лицо заставляет преступников дрожать от страха. Тот, кого я любила, ушел давным-давно и так до сих пор и не вернулся». Изначальная версия этого диалога, придуманная Гойером, значительно слабее: в ней Рэйчел жалуется, что «между Бэтменом и Брюсом Уэйном не осталось места для меня», а Брюс предлагает оставить борьбу с преступностью. «Не ты выбрал такую жизнь, Брюс, – отвечает Рэйчел. – Она сама настигла тебя, как это часто бывает с великими людьми». Версия Нолана звучит более весомо: герой действительно жертвует собой и чувствует себя изгоем, которому, несомненно, больно от мысли, что он никогда не сможет по-настоящему вернуться домой.

«Из всей трилогии “Бэтмен: Начало” – тот фильм, в котором многое сделано правильно, соблюден тематический баланс, и его тепло приняла публика, – говорит Нолан. – Он многим понравился, но, кстати, был не настолько успешен, как мы ожидали. Я вообще не жду успехов. Я очень пессимистичный человек, полный негатива и предрассудков. На показах фильма он всем понравился, его с интересом обсуждали, но из-за предыдущих фильмов о Бэтмене многие относились к персонажу и всей франшизе с неприязнью. Кажется, “Бэтмен: Начало” – первый фильм, который окрестили “перезапуском”. Тогда я таких терминов, конечно, не знал, но теперь он прочно вошел в голливудский лексикон. Нас очень беспокоило, что мы перезапускаем цикл всего через восемь лет после предыдущей части – казалось, это очень рано, слишком рано. И действительно, было рано. А сейчас перезапуски устраивают уже через два года. Окно все сокращается и сокращается. Нас это очень беспокоило, потому что мы говорили зрителям: “Приходите смотреть нового «Бэтмена»”, а они отвечали: “Нам прошлый не понравился”. С тех пор в ожиданиях зрителей и в их понимании (“Это тот же фильм, что я уже смотрел? Или нет?”) произошел огромный перелом».

В финальной сцене «Бэтмен: Начало»