– Да какая разница уже, – отмахнулась Ева.

– Нет, ты мне ответь.

– А не буду! – стала в позу она. – Пришел тут, требуешь что-то, кофе мой забрал!

– А не ответишь, я еще и спать в твою постель лягу, – бесстрастно пообещал он и сделал глоток из чашечки.

Ева притворно грустно вздохнула, предпочитая не думать о постели. Шон и ее кровать не могут даже находиться в одном предложении.

– Хотела носить фамилию Пристли. Ты уже женишься, пришлось пытаться карту фиктивного брака с Натаном разыграть!

– Ева, прекрати.

– Да просто выручила человека. Ничего я не хотела и целей никаких не преследовала. Кстати, – она снова принялась делать кофе, – он мне действительно предлагал замужество. Обещал даже измены прощать.

– И ты отказалась, – Шон не спрашивал, теперь он точно знал, что это не в характере Евы.

– А я не собираюсь мужу изменять! – Она гордо вздернула подбородок и посмотрела на Шона с вызовом. Ну, давай, скажи какую-нибудь гадость, прокомментируй.

– Это хорошая новость.

Ева удивленно хлопнула глазами. Что?!

Они несколько мгновений просто смотрели друг на друга, потом она отвернулась. Кому-то пора уходить.

– Если это все, то извини, поздно уже. У меня еще дела, – Ева показала на посудомойку, которую так и не разобрала еще. – А у тебя важный день завтра. Лучше не опаздывать.

– Нет, это не все. Я еще хочу кое-что узнать.

– Что же? – смутилась Ева. Тон от шутливого как-то резко стал личным.

– Почему я, Ева? Мы ведь были практически незнакомы, а ты отдалась мне. Почему ты выбрала меня?

– Из-за денег конечно! Забыл?

– Ева! – Шон кажется уже начал терять терпение.

– Господи, да я просто влюбилась в тебя! – сказала и отвернулась. – Что же ты за кретин непроходимый! Это ведь очевидно!

– Ева, – шепнул он, положив руки ей на плечи, – я не знал. Мне так…

Она передернула плечами, сбрасывая горячие ладони. Еще его жалости не хватало! Пусть лучше ненавидит ее!

– Не смей говорить, что тебе жаль! – Она резко обернулась, буквально клюнув носом ему в грудь. – Меня жалеть не надо. Тем более это давно прошло! – Ева попыталась оттолкнуть его, чтобы голова заработала. Но Шон стал еще ближе, прижимаясь бедрами к ней. В голове только дурман и запах горького апельсина. – Уходи, – попросила она. Шон в ответ медленно погладил ее щеку и, коснувшись нижней губы, чувственно провел по ней большим пальцем. – Уходи, – шепнула, уже не надеясь на его благоразумие. Только на свое. Но где оно? Ау, благоразумие? Ты где? Где ты?

– Ева, я с ума схожу, – Шон подхватил ее и усадил на столешницу, чтобы видеть лицо. – Ты нужна мне, – поцеловал неспешно, поочередно оттягивая то одну губу, то другую. – Очень нужна. – Руки забрались под топ, жадно сминая груди.

Можно ли оттолкнуть мужчину, когда ты вся будто ватой набита? А можно чувствовать слабость во всем теле и быть натянутой, словно тугая струна? Ева не могла ничего поделать – ее тело жило собственной жизнью: где его касались горячие губы и руки, кожа вспыхивала, как от ожогов, а каждый стон, как признание: твоя, твоя, твоя… Когда Шон начал медленно целовать шею, проводить языком и покусывать мочку уха – Ева поняла, что пропала.

Шон отбросил в сторону ее топ и бюстгальтер, а она потянулась к ремню на его джинсах, неспешно скользя ногтями по животу, спускаясь к паху, обводя контур татуировки. Ее пальцы подцепили резинку, и через секунду Ева провела ладонью по напряженному члену. Такой же большой, крупный, жесткий. Ева помнила. Столько лет прошло, а она помнила.

– Ева, детка, я хочу тебя, – шепнул Шон, почти не отрываясь от ее губ. Он расстегнул короткие шорты и, подцепив кружево трусиков, потянул вниз. Ей осталось только поднять бедра, и все барьеры падут. Это своеобразное «да» – потом отступить будет невозможно. Ева прервала поцелуй и обхватила ладонями его лицо, красивое, мужественное. Шон не пытался надавить на нее, смять протест и смущение нетерпеливыми ласками и страстными поцелуями, но он говорил с ней глазами. Ей даже показалось, что она нужна ему чуть больше, чем объект вожделения. Больше, чем «я хочу тебя здесь и сейчас». Но ведь этого не могло быть. Шон любит другую. Эмили. А ведь Ева клялась, что никогда и ничего у них больше не будет. Она самой себе давала слово, что не станет между этой парой. Шон и Эмили – пара, а Ева третий лишний.

– Нет, – выдавила она. – Так нельзя. – Ева, выкрутившись из его объятий, спрыгнула со стола. Где ее майка? Она прикрывала грудь руками, осматриваясь. Но что искала: одежду или точку опоры?

– Ева, послушай, – Шон дернулся к ней.

– Нет, не подходи! – У нее и так воля трещит по швам. – Шон, мы не подходим друг другу. – Ева пыталась убедить в этом и себя тоже.

– Ева…

– Стой! – Она выставила вперед руку, продолжая другой прикрывать грудь. Шон тоже стоял голый по пояс, ремень расстегнут, а дьявольские крылья раскинулись перед ней во всей красе: они искушали и манили, обещая, что в аду, где Ева обязательно будет гореть, не так уж плохо. – Мы разные, понимаешь?! Все, что между нами может быть – это одноразовый секс. Утром это пройдет, и мы будем жалеть.

– Ева, не надо.

– Уходи, – прошептала она. – Не надо портить свою жизнь из-за пустой страсти.

– Да ты выслушать меня можешь?! – взорвался Шон.

– Что ты хочешь сказать? Что женишься завтра! Или уже не женишься?

Ей хватило одного взгляда, чтобы понять: он все еще женится. Ева презрительно улыбнулась. Какие же мужчины подлецы. Может быть, не все, но многие.

– Уходи.

Шон поднял майку и рывком натянул на плечи, подхватил пиджак и небрежно бросил на правую руку. Он прошел мимо, на секунду задержавшись, сжав губы в тонкую линию, но больше не делая попыток объясниться. Когда легкий щелчок известил о его уходе, Ева упала на пол, глотая соленые слезы. Она ведь забыла его однажды. И снова забудет! Ведь забудет же?

Эмили проснулась сегодня рано. У нее было странное волнение – немудрено, замуж ведь выходит, но нет, это было что-то другое. Тревога. Какая-то болезненная, скребущая, и появилась она не сегодня и даже не вчера, но сейчас ощущалась особенно остро.

Эмили в одних трусиках и бюстгальтере подошла к зеркалу и обсмотрела себя: подтянутая, высокая, интересная. Она привстала на носочки – и ноги у нее длинные. Эмили вздохнула и бросила взгляд на свадебный наряд: на регистрацию, конечно, наденет попроще – бежевое платье-футляр, – а это… Эмили не понимала, отчего же ее лихорадит так. Она ведь даже макияж еще не сделала, легкий, утренний. Роскошный, свадебный ей сделают позже, как и прическу.

– Эмили, дорогая, ты оделась?