–Ты не сдвинешься с места,– ее голос спокойный и ровный. Я прищуриваюсь, а она отворачивается и протяжно вздыхает:– Тебя это тоже касается, Мэри.

–Что?– пугается Норин, наконец поддавшись эмоциям.– Ари, что ты делаешь?

Девушка равнодушно пожимает плечами:

–Ухожу. И ты уходишь со мной.

Принуждение работает как часы. Старшая Монфор делает первый шаг и округляет без того огромные глаза. Она смотрит на Мэри-Линетт, смотрит на огонь, который упрямо вырывается из кряхтящего камина, и шепчет:

–Нет.

–Не трать мое время.

–Ари, пожалуйста!– восклицает Мэри, впившись пальцами в колени. Она смотрит на свои ноги, сжимает их, но они ей не подчиняются. Они приросли к полу, как и мои.

–Ты ведь хотела узнать, как это – гореть,– напоминает Ариадна, двигаясь к выходу.

–Я пойду с тобой,– обещает Норин,– но только если ты позволишь им выбраться.

Ари внезапно останавливается. Смотрит через плечо на тетю и отрезает:

–Ты пойдешь со мной в любом случае.

Что-то меняется во мне. Я не узнаю Ари. Не узнаю ее голоса, ее глаз. Она уходит, не посмотрев на меня или Мэри-Линетт, она просто поворачивается к нам спиной и покидает гостиную, словно не оставила нас здесь гореть заживо. Она оставляет нас умирать.

Норин испуганно приоткрывает рот и идет за девушкой, но смотрит на сестру. Когда она проходит мимо Мэри, их руки стремительно сплетаются, взгляды сталкиваются. Губ младшей Монфор касается улыбка, но лицо старшей искажает гримаса боли.

–Нет,– шепчет она, качая головой,– нет, нет!

–Ничего страшного. Все хорошо.

–Нет, Мэри! Мэри!

Принуждение тянет ее дальше. Расстояние между сестрами становится все больше, и их пальцы размыкаются, позволив реальности выстроить глухую стену.

–Мэри!– последний раз кричит Норин Монфор и скрывается из виду.

Все это время Мэри-Линетт мужественно держалась, не позволяя панике затуманить рассудок, но, как только сестра уходит, лицо у нее бледнеет, а в глазах застывает ужас.

Она поворачивается ко мне и шепчет:

–Дело дрянь.

Полностью согласен. Огонь приближается к моим ногам, и я чувствую, как тепло от камина нагревает воздух. Языки пламени почти достигают подошвы моих кроссовок, и не хотелось бы нагнетать обстановку, но мне становится паршиво. Желудок сводит.

–Черт!– Я дергаюсь, но не могу сойти с места, смотрю на ноги и оглядываю комнату, заполняющуюся едким дымом, а затем перевожу взгляд на Монфор.– Идеи?

Женщина сглатывает. Что у нее происходит в голове? О чем ее мысли? Я не отказался бы сейчас от какой-нибудь способности: контролировать воду или воздух. Меня устроило бы что угодно, лишь бы выбраться отсюда, но как? Ари приказала не сходить с места. До каких пор? Пока не погибнем?

Неожиданно Мэри-Линетт наклоняется вперед.

–Что вы делаете?

–Я не собираюсь сгорать заживо,– огрызается она, пытаясь дотянуться до кресла.

–Да, это больно.

–Не сегодня,– шипит Мэри, стиснув зубы,– и не в этом веке.

Наконец ей удается ухватиться за край потертого массивного кресла, которое стоит у выхода из гостиной. Я ничего не понимаю, а потом чувствую, как язык пламени набрасывается на мою руку, и стремительно отшатываюсь назад.

–Черт возьми!

–Пригнись!

–Что?

Недоуменно оборачиваюсь и замираю, увидев, как женщина легким движением руки подхватывает кресло, поднимает над полом и кидает в сторону камина. Что за…

–Осторожно!

Твою мать! Я наклоняюсь и слышу, как кресло врезается в камин, закрыв проход огненным языкам. Я валюсь на пол под хруст разваливающейся мебели.

В ушах неприятно звенит, в ноздрях какая-то дрянь.

–Вы спятили!

–Огня стало меньше.

–Меньше?

Пламя медленно обгладывает кресло.

–Что?– Мэри-Линетт раздраженно сводит брови.– Теперь у нас есть пара минут.

–Вы в своем уме? Сейчас огонь перекинется на кресло и разрастется еще сильнее, он и деревянными половицами отлично подпитывался, а вы дали ему целое кресло!

–Я действую спонтанно.

–Вы действуете глупо.

Поднимаюсь на ноги и выругиваюсь. Черт подери, о чем она вообще думала?

–Есть другие идеи? Давай, я не против.

–Только не вздумайте разбивать окна.

–Продолжишь умничать, и я тебя вместо второго кресла в камин запущу.

Я усмехаюсь, подумав, что, возможно, мы с ней убьем друг друга раньше, чем за нас примется пламя. Или же…

–Вдвоем,– шепчу я, расширив глаза,– черт, Мэри, наверху спит Хэрри.

–Я совсем… о боже.– Она смотрит на черный дым, собравшийся под потолком.

Почему я забыл про брата? Как эта информация вообще могла вылететь из головы?

–Он поможет нам,– неуверенно говорит Мэри.– Хэрри!

–Нет, стойте. Он спит как убитый.

–Издеваешься? Он не слышал, как я кинула в камин кресло?

–У него плохо в последнее время со сном, я стащил ему таблетки с вечеринки.– Мне становится тошно от такого идиотского стечения обстоятельств.– Надо подумать.

–Как его разбудить?

–Оглушить. Нужно что-то очень громкое.

–Что?– Пот струями скатывается по лицу женщины. Она смахивает его со лба, а он вновь появляется и капает вниз.– Мэтт, думай скорее. Чем дольше он спит, тем больше вдыхает углекислый газ. Он может больше вообще никогда не проснуться.

–Я хорошо знаю биологию.

–Может, попытаться еще раз? Дотянуться до дивана?

Нет. Такими попытками мы лишь подкидываем бревна в костер.

Надо найти другой выход. Логичный. Правильный. Единственный.

Я расширяю глаза и быстрым движением касаюсь металла за своей спиной.

–Точно,– в моих глазах проскальзывает нечто безумное,– «браунинг».

–«Браунинг»? Откуда у тебя…

Я выхватываю пистолет, поднимаю его над головой и делаю несколько выстрелов.

Оглушительный звон прокатывается по комнате, у меня закладывает уши. Черт! Я моргаю, словно человек, потерявшийся в реальности, а потом стреляю еще раз. И еще.

Мэри зажимает ладонями уши, нагибается, распахнув глаза от ужаса, а я одержимо пялюсь на потолок, наивно полагая, что он развалится на части. Давай же, давай!

Я стреляю, пальцы сводит. Никогда прежде я не делал ничего подобного! Отдача от выстрелов норовит повалить меня на спину, но я держусь ровно, пусть от жары уже не вижу комнаты, не различаю цветов. Все плавает, кренится и горит, не только снаружи, но и внутри. Мои легкие бурлят от напряжения. А я продолжаю стрелять, не отдавая себе отчета, что патроны давно закончились и пуляю я в воздух холостыми выстрелами.