от меня. Снова. — Грусть и боль надломили его голос на последнем слове. А я не могла понять, о чем он говорит. Закрылась? Опять? — Ты опять разложила цветы пиона по дому… — уточнил Киро, встретив непонимание уже в моем взгляде.

Я упрямо потрясла головой. Нет же, я ничего не раскладывала! Я вообще не хотела к ним прикасаться, но вдруг вспомнила, как дедушка плел какие-то пучки трав…

— Ох, Киро… Это не я. Я даже не догадывалась об этом… — Я судорожно вздохнула и закусила губу: — Должно быть, это дедушка! Только зачем он это сделал, я не понимаю.

Киро грустно посмотрел куда-то вдаль и сказал:

— Скорее всего, он не знал про пион или же не хотел, чтобы мы когда-либо встретились. Может, он и прав… За эти дни у меня появилось время, чтобы подумать…

— О чем ты говоришь?

Крупные капли уже начали достигать наших лиц, не сдерживаемые еловыми ветками. Волосы намокли, и я начала слегка подрагивать от холода. Почему он ведет себя будто чужой?

— Зачем ты пришла, Амедеа, да еще в такую погоду? — отстраненно спросил Киро, не замечая капель, стекающих с его волос.

— Хотела увидеть тебя! А еще хотела поделиться новостью: мне сегодня сделали предложение, представляешь? Джордж решил, что мы подходим друг другу, — глупо хохотнула я, но Киро не ответил мне улыбкой. Он прищурил глаза и серьезно сказал:

— Соглашайся, Амедеа! Это действительно хороший вариант для тебя…

Я замотала головой, чувствуя, как что-то важное ускользает от меня. Зачем он это говорит?

— Киро, но я тебя люблю, а не его! Как же я могу согласиться? Мне нужен только ты!

Отчаяние затопило мой разум, и соленые капли из глаз присоединились к дождевым.

Фавн был спокоен и решителен, каждое его слово стрелой вонзалось мне прямо в душу.

— Нет, Амедеа, ты еще слишком молода и многого не понимаешь! Ты даже не знаешь еще, что такое любовь! Выходи замуж, рожай детей, люби и будь любима! Он сможет тебе дать все, о чем ты мечтаешь, чего не в силах дать я…

— Но мне не нужно ни замуж, ни детей! Все, о чем я мечтаю — это ты! — Я уже не сдерживала слез, понимая, что мне его не переубедить. Взгляд фавна был наполнен колючим равнодушием, и я видела, что он уже все решил.

— Сейчас, может, и не нужно, но пройдет время, и ты возненавидишь меня за то, что я испортил тебе жизнь! Единственная ночь в году и встречи во снах — это ничтожно мало! И ты это вскоре поймешь, но будет поздно! Не теряй свой шанс на нормальную жизнь!

Я стала закипать: почему он думает, что может решать за меня? Что это за покровительственное отношение? Я настолько глупа, что не могу сама выбирать, или же я не способна на любовь потому, что слишком молода?

— Ты не можешь мне приказывать, не можешь знать, что я чувствую и насколько сильно! Я могу сама решать, с кем мне быть и кого любить! — резко выкрикнула я.

Фавн лишь сжал губы в тонкую линию и промолчал. Его взгляд говорил о том, что перед ним капризный ребенок, который кричит, что он взрослый. Киро задумчиво кивнул своим мыслям и развернулся, чтобы уйти, но я схватила его за руку. Я не могла его отпустить, чувствуя, что он уходит навсегда. Не было сил сдерживать слезы отчаяния, и я зарыдала:

— Киро не уходи, ты же любишь меня! Если я тебе нужна, прошу, не оставляй меня! — взмолилась я, глядя на парня.

На секунду мне показалось, что в глазах Киро что-то дрогнуло, прорываясь сквозь равнодушие. Казалось, он сейчас подойдет, обнимет меня и скажет, что будет рядом всегда. Но этот миг пролетел, как будто его никогда и не было.

— Нет, Амедеа, я бог лесов, мне чужды земные чувства, особенно к людям. Раз в году я могу превратиться в человека, тогда и мои чувства становятся очень похожими на ваши. И это моя ошибка, что ты оказалась достаточно близко в ту ночь. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня за это. А теперь прощай.

Он испарился в пелене дождя, а я упала на колени, в мокрую траву, и, закрыв лицо руками, зарыдала. Почувствовав себя невероятно одинокой, как никогда в жизни, я глотала слезы с шепотом: «Не нужна… Я не нужна была ему, он просто воспользовался моей доверчивостью, а я придумала себе любовь, которой нет». Боль затапливала сердце новой волной, и я практически задыхалась от невозможности пережить этот наплыв.

Сколько прошло времени, я не поняла, но густая ночь накрыла лес звездным покрывалом. Дождь закончился и тучи рассеялись, открывая взору ночное небо.

Я не помню, как добралась домой. В мокром, грязном платье я свалилась на кровать, игнорируя вопросы дедушки, и вскоре забылась тревожным сном.

Глава 27

Всю последующую неделю я ходила как в воду опущенная: не хотелось ни есть, ни разговаривать. Я не отвечала на вопросы дедушки, не замечала волнения в его глазах, не общалась с Паолиной или кем-либо еще. Мне не хотелось никого видеть. Единственным желанием осталось просто лечь и застыть как камень. Застыть мухой в янтаре, точно как мое сердце, которое, кажется, даже стало биться через раз.

Я нашла каждый цветок пиона из тех, что дедушка распихал по дому. Нашла и сожгла. Но с тоской понимала, что это ничего не изменит. Киро больше не придет. И желание выть становилось невыносимым. Спрашивать, зачем старик это сделал, я тоже не стала — уже поздно. Все сказано, все сделано, ничего не изменишь. Остается только смириться и жить дальше. Или не жить вовсе. Но сил как на одно, так и на другое практически не осталось.

Спустя несколько дней глухой тоски я вышла на бескрайнюю равнину, которая зеленым, живым покрывалом тянулась вдоль леса, и, вздохнув, остановилась. С природой общаться было легче. Она принимала меня такой, какая я есть — не задавала глупых вопросов, не рвала в клочья мнимым беспокойством. Спасительная тишина позволяла разобраться в себе, услышать собственные мысли.

Я уселась на траву. Заходящее солнце заиграло золотистыми бликами в моих волосах, но ветер тут же отобрал инициативу и растрепал косу по плечам.

Закрыв глаза, я упала в траву и раскинула руки. Представляла, что становлюсь невесомой, будто легкое перышко, которое уносит ветер туда, где никто не найдет и не потревожит. У перышка нет сердца, оно не умеет любить. Эта мысль была так