— Почему не сказала? — Глухо говорит Виктор и поднимается. Нависает надо мной всей своей массой, давит неосознанно.

Я смотрю по сторонам, ловлю жадные взгляды пациенток. Ну еще бы, такое зрелище! Такой мужчина!

Высокий, красивый до дрожи во всем теле, в костюме дорогом! Я рядом с ним, в спортивных штанах и с собранными волосами вообще несерьезно смотрюсь.

— Я сама не знала…

Не говорить же ему, что трусливо раздумывала о побеге? Овца… Ой, овца…

Ну куда бы ты побежала? Неужели совесть бы позволила? Не сообщить? Сбежать?

Не знаю. Вот ничего не могу сказать.

Со мной вообще что-то странное происходит… Хотя, что тут странного? Обычный беременный организм…

— Сколько уже?

— Два с половиной месяца…

— То есть, практически с нашей первой…

— Да.

Полковник молчит. Смотрит на меня. Явно сдерживается.

Я молчу. Смотрю в пол. Соплю.

— Пошли.

— Куда?

— Домой поедем. У нас еще масса дел. Анализы тебе когда сдавать?

— Завтра… Натощак…

— Хорошо. Успеем сегодня заявление подать в загс.

— Ка-кааааа… Какой, нафиг, загс?

Я реально не ожидаю такого поворота событий!

Куда еще? Какой загс? Я не готова! Я вообще не… Хочу?

— Соглашайся, дура, — авторитетно заявляет мне тетка из очереди.

Интересно, откуда она знает мое второе имя?

На лице написано, что ли?

Полковник оглядывается, кажется, только теперь осознав, насколько много тут народу, берет меня за руку и тащит к выходу.

Осторожно, но сильно тянет, я едва поспеваю за ним.

И тут уж не до разговоров, конечно.

В машине я немного прихожу в себя, смотрю на него.

Собираюсь с силами.

— Слушай, Вик, этого не нужно всего, понимаешь? Не нужно.

— Чего не нужно? — он спокоен, заводит машину, выезжает со двора поликлиники.

— Нууу… Замуж не нужно.

— Не хочешь? — ровно спрашивает он. И губы сжимает.

— А ты?

— Не хотел бы, не предлагал.

— А ты и не предлагал.

— А… То есть тебя формат не устроил? Тебе надо как-то по-другому?

— Мне никак не надо.

Я обиженно отворачиваюсь. Опять на глаза наворачиваются слезы. Замуж… Не знаю, хочу или нет. Но в любом случае это не важно. Потому что замуж надо выходить по любви. А не по залету. А он мне ни разу не сказал, что любит… Какой тут замуж?

Вик делает резкий полицейский разворот, в карман. И тормозит. Смотрит на меня внимательно. Катает желваки по скулам. Злой такой. А чего, спрашивается, злой? Это мне злиться надо! Это меня унижают сейчас!

— Итак. Ты не хочешь замуж? Почему? — опять этот ровный голос! Да бесит!

— Потому что ты меня не любишь.

Сказала — и самой не по себе стало. Я ведь думала об этом раньше, постоянно думала, но себе не признавалась. Потому что, если признаешься, то какой следующий шаг? Правильно. Тот самый.

Но вот в чем беда. Я-то его любила. Дура, знаю. Но куда деваться? Карма второго имени.

— Почему ты считаешь, что я тебя не люблю?

Да хватит, сука, своим голосом ровным меня давить!

— Может, потому что ты об этом не говорил?

— То есть, ты считаешь, что любят только те, кто говорит об этом?

Я молчу. Тут возразить нечего. Мой первый парень говорил, что любит. Перед нашим первым сексом. Собственно, уже после этого печального опыта можно было бы как-то… Поумнеть, что ли…

Но вот никуда не деться от того, что, даже если чувствуешь все правильно, слова важны. Ну важны они.

Мало действий! Нужны слова!

— То есть, тебе недостаточно того, что мы живем вместе. Спим вместе, планируем что-то на будущее… Тебе недостаточно того, что я не смотрю на других женщин, что я, БЛЯ, С УМА СХОЖУ, КОГДА ТЫ РЯДОМ???

Последние слов он буквально кричит, и только теперь я понимаю, что моему полковнику очень серьезно рвет башню. И виной этому как всегда я. Опять.

— Тебе нужны слова? Просто, мать их, гребанные слова? — рычит он, а я не могу глаз оторвать от злого возбуждённого лица.

И киваю. Безотчетно. Не желая троллить. Просто… Да. Нужны слова. Гребанные слова.

— Хорошо… Так вот, Сашка… — он замолкает, смотрит на меня так, что я невольно ступни поджимаю.

Офигеть, как горячо. И, наверно, никаких слов мне уже не нужно от него… Но он говорит.

— Я тебя не люблю.

И, пока я медленно херею от происходящего, продолжает:

— Потому что то, что я к тебе испытываю, это вообще не любовь. Это бешенство, дикость, желание сожрать тебя, каждую секунду. Каждую, гребанную секунду, понимаешь? Ты хоть понимаешь, насколько я схожу с ума? Насколько я ненормальным становлюсь рядом с тобой? Что я ни о чем думать не могу, когда ты рядом, только о тебе! Что я не представляю, как приду домой, а тебя там нет? Я даже, бля, не хочу такое представлять!

Я молчу, пораженная. Вообще никогда не думала, что у него настолько все… Настолько…

Как у меня.

— Я не знаю, что ты за наваждение, и когда это все началось, но, Снегурка, я не дам тебе это закончить, поняла? Ни за что. Просто смирись с тем, что ты теперь со мной надолго.

— Надолго? — я хриплю, пытаясь воспроизвести звуки нормально. В правильном порядке.

— Не хотел пугать. Потому так и сказал. Но это не так. Не надолго. Навсегда, Снегурка. Навсегда.

Он выдыхает. Словно что-то настолько тяжелое тащил на себе, груз огромный. И теперь скинул.

— И вот знаешь, если ты сейчас мне скажешь, что ты не согласна, что ты не готова, что ты не любишь…

Боюсь, что это нихрена не поменяет ничего. Понимаешь?

— Понимаю. И не скажу. Я тоже… Понимаешь? Тоже…

Мне не хватает сил, чтоб завершить, все кажется ненужным сейчас, после его слов. Которые меня нисколько не испугали, а лишь завели.

— Бляяяя… — выдыхает Вик, тянет меня к себе, пересаживает на колени, лицом к лицу.

Внутри сладко екает, потому что совсем недавно мы так занимались сексом. В машине. До дома не дотерпели.

Вик тоже, судя по всему, это вспоминает, потому что резко выдыхает, руки крепче сжимаются на талии.

— Давай до дома, малыш. Хочу тебя в постели. И вообще… Тебе можно?

Он кивает на живот.