Коньячок пошел хорошо, растеклось по телу благостное тепло, и ком в горле пропал. Жизнь заискрила, расцвела красками, несмотря на наступающие сумерки. Сумерки – самое время для того, чтобы отформатировать судьбу. Надо только еще немного коньяка и еще одно шоколадное пирожное! Господи, сколько лет она не ела шоколадные пирожные?! Это ж какой нужно было быть дурой, чтобы лишить себя такого удовольствия!

Жизнь искрила, полнилась запахами и звуками. И все в этой жизни было хорошо, кроме людей, суетливых и противных человечков. Один из этих человечков, лет трех от роду, с визгом носился между столиками, пока его нерадивые родители, молодые и безмозглые, наслаждались коктейлем и закатом. Человечку так и хотелось подставить подножку, чтобы шмякнулся на землю и разревелся. Чтобы эти идиоты, его родители, подхватили кровиночку на руки и убрались наконец к чертовой бабушке!

Вторым раздражающим фактором был патлатый и бородатый парень в красной олимпийке с айфоном наперевес. Патлатый пялился то в айфон, то на Анжелику. Ей показалось, что даже снимал исподтишка. То ли узнал – история с упущенным наследством стала-таки достоянием папарацци! – то ли хотел закадрить, но никак не решался. Правильно, что не решался. Не того полета птица!

Кстати, о птицах! Птицы были третьим раздражающим фактором! Такое безобразное поведение с их стороны Анжелика видела только в Турции. Но если в Турции со столов подворовывали только воробьи, то тут в дело вступили галки. Одна из них то и дело присаживалась на край Анжеликиного столика, косила наглым черным глазом, высматривая, чем бы поживиться. Анжелика устала отмахиваться и уже почти решила закатить скандал администратору, когда галка переключилась с ее пирожного на мелкого. Подходила к нему бесстрашно, в сторону отлетала лишь в самый последний момент, почти рискуя остаться без хвоста. И ведь непонятно, ради чего! У Анжелики хотя бы было шоколадное пирожное, а тут никакого удовольствия. А мелкий от птицы пришел в восторг, такой восторг, что аж визжать перестал, на радость всем присутствующим.

Коньяка в бокале оставалось на самом дне, и Анжелика сделала знак – сперва официанту – вполне приличный, а потом патлатому – неприличный, потому что он явно за ней наблюдал. С этим тоже можно было поскандалить, если станет совсем уж невмоготу. А пока коньяк!

Галка танцевала какой-то удивительный танец, расправляла крылья, поджимала лапы, вертела хвостом перед самым носом мелкого. Вертела, в руки не давалась и в танце своем уже выбралась с террасы на тротуар. И мелкий следом. Так они и лавировали между редкими пешеходами. Они лавировали, а родители продолжали потягивать коктейль. Идиоты!

В том, что эти двое – идиоты, Анжелика была уже полностью уверена. Не такие твари, как ее папаша – не к ночи будет помянут! – но тоже без царя в голове, если доверили безмозглой птице развлекать свое чадо. И ведь всем по барабану! Никто на детеныша даже не смотрит. Только Анжелика да вот этот фрик в плаще и дурацкой маске, похожей на птичий клюв.

Фрик стоял с противоположной стороны дороги, почти сливаясь с тенью от старой липы. Вот он наблюдал. Наблюдал сразу за всеми. Это Анжелика поняла почти мгновенно. И так же мгновенно – словно озарение нашло! – поняла, что галка мелкого не развлекает, а завлекает. Завлекает с тротуара на дорогу…

Впервые за многие годы высоченные одиннадцатисантиметровые каблуки показались Анжелике не величайшим изобретением человечества, а непреодолимым препятствием. Настолько непреодолимым, что она их сбросила и помчалась, как дура, босиком. Сначала по теплым доскам террасы, потом по пыльному тротуару, а потом по липкому, с испариной, асфальту.

Мелкий стоял посреди дороги. И чертову птичку он таки поймал. Поймал и, счастливый, прижимал к животу. А по дороге мчалась маршрутка, оранжевая, старая и дребезжащая. Водитель был занят – он обилечивал пассажиров. Анжелика понимала это с пронзительной ясностью. А еще с такой же ясностью она понимала, что им конец! И ей, и мелкому, и его птичке! Потому что она не успеет, не сможет опередить эту чертову маршрутку. Можно было даже не пытаться, не строить из себя мать Терезу. А теперь уже все… Теперь даже умереть красиво не получится… Теперь ее размажет по этому липкому асфальту, и никакой красоты не останется…

Мелкого она схватила просто так, по инерции. И просто так прижала его к груди. Она – мелкого, мелкий – птичку… Так обидно! До чего же обидно! Порвать всех хочется в клочья! Родителей этих долбаных… маршрутку… братца Иванушку с сестрицей Аленушкой… патлатого… фрика, который все видел и все знал заранее…

А мелкий все понял… Не кричал, не вырывался, только сердце его трепыхалось под Анжеликиными ладонями, словно пойманная птица. Или это и была птица?..

Мелкого стало жалко. Жалко почти так же сильно, как собственную загубленную жизнь.

– Закрой глаза, – шепнула Анжелика ему на ухо. – Просто закрой глаза…

В ней всегда была сила. Эта сила помогала ей выживать на улице и в одной квартире с отцом. А потом помогла не опуститься на дно, где самое место таким, как она, а вырваться в нормальную жизнь. Эта сила помогала ей вытерпеть почти год рядом с мужем-извращенцем. Наверное, этой силы не хватит, чтобы остановить несколько тонн ржавого металла, но и выбора особого у нее нет, если уж умереть красиво никак не получается…

Рыжее пятно приближающейся маршрутки Анжелика заметила уже периферическим зрением. Заметила, зажмурилась и заорала что есть мочи. Умирать, так с музыкой…

Завизжали тормоза… Анжелику обдало смрадным бензиновым дыханием, а потом накрыло горячей волной. Вот и все… Мелкого только жалко…

…И себя тоже жалко, потому что даже умереть нормально у нее не получилось. Какая-то некрасивая вышла смерть. Настолько некрасивая, что вместо ангельских аплодисментов кто-то нагло и настырно лупит ее по щекам. Лупит и сипит в самое ухо:

– Эй, ты как? Ты живая хоть?!

– Мертвая… – Мертвая и размазанная по асфальту. Нет ее больше, только голос остался.

– Значит, живая! – А тот, кто сипел в ухо, отчего-то обрадовался. – Ну ты, мать, даешь! Это ж надо такое сотворить! Ты чертова ниндзя, да?

– Я чертов труп… – Но не больно. Хорошо хоть не больно. А мелкий отчего-то плачет, ревет благим матом. Вроде ж мелких на небе должны встречать ангелы с сахарной ватой. Что ж он тогда ревет?..

– Класс! – снова восхитился тот, сипящий. Вот ей даже нормального ангела не досталось, какой-то дефективный прибыл встречать. – Я все снял! Это очуметь, какой материал получится, рыжая! Да ты открывай глаза! Открывай! Все с тобой в порядке, ни единой царапины ни на тебе, ни на малом. Только птичке каюк. И маршрутку теперь проще в утиль, чем починить. Но как ты это сделала, а?

– Что сделала? – Анжелика открыла один глаз. Да, ангел смерти ей определенно достался бракованный – патлатый и бородатый. Да еще и айфоном своим в лицо тычет…

– Класс! – Патлатый снова чему-то обрадовался. Смотрел он не на Анжелику, а в экран своего айфона. Снимал. Снимал?! Ее, мертвую, по асфальту размазанную?..