— Я пыталась спуститься вниз, — говорит. — Не получилось.

— Что с тобой?

— Ничего, — вздыхает и отворачивается. — Завтра все пройдет.

— Почему ты не сходишь к врачу?

Молчит.

— Женя-а-а… ну ладно раньше, не было денег…

— А сейчас они появились?

— Сейчас можно попроситься на прием в мою клинику.

— Чтобы вам тут же обо всем доложили?

— Думаешь, я чего-то не знаю о женском организме?

Нет, просто так он от нее не отстанет. Оставить подарок и уйти? Никакого смысла.

Серебров быстро разувается и садится на постель.

— Выпей таблетку, я принес.

Кисточка не двигается, делает вид, что не слышит.

— Я знаю, ты не спишь. Выпей, полегчает.

— Что это? — Она поворачивается и с сомнением смотрит на крошечную таблетку на его ладони. — Я же сказала, что не стану…

— Это ношпа. Ты думаешь, я стану обманом поить тебя таблетками?

Смущается, отводит глаза и быстро глотает горькую гадость, запивая водой из стакана.

— Тебе нужно сходить к врачу.

— Я не больна.

— Я знаю. Иди сюда, ляг на спину.

Она с недоверием, щедро приправленным легким страхом, переворачивается с бока и смотрит в потолок. Одеяло скрывает точеную фигурку, но в полумраке Сергей видит, что на Жене только тонкая сорочка из числа тех, что он лично выбрал в магазине. Атласная, черная, очень простая, но изящная. А еще максимально закрытая из всех, что он для нее купил.

Он аккуратно кладет грелку на низ живота Кисточки и прижимает рукой, чтобы не свалилась. Эффект практически мгновенный: вкупе с таблеткой тепло расслабляет и болезненные спазмы хоть и не уходят, уже не так сильно вынуждают морщиться.

— Откуда вы знали, что это поможет? Я думала, мужчины не вникают в такие вопросы… избегают их.

— Какие мужчины? — хмыкает Серебров. — Шестиклассники?

Руке тепло, вместе с рукой тепло и остальным частям Сергея, поэтому становится совершенно ясно: сегодня он точно никуда не пойдет. Останется здесь, будет выполнять почетную роль держателя грелки на больном животике и мечтать о том, как через несколько дней этот самый животик будет в его полном распоряжении.

Зато она не беременна. Хоть какой-то плюс во всем этом.

Что он делает? Почему не может найти в себе сил уйти? Принес таблетку, грелочку — вот максимум гостеприимного хозяина. Ушел, закрыл глаза, отрубился до обеда, а потом снова разгребать неприятности на работе. Почему так не хочется вставать?

Но "хочется" и "не хочется" — не та проблема, которая его по-настоящему волнует. Серебров всегда делал то, что хотел, его желания редко выходили за пределы возможностей. Гораздо серьезнее то, что он к этим своим желаниям привыкает. И если в парке мимолетный порыв поцеловать Кисточку казался диким, то сейчас совершенно нормально воспринимается то, что он даже чувствует, когда ей больно. Лежит рядом, держит руку на животе и по одному дыханию девушки может определить, когда болезненный спазм отступает.

А вот она рядом с ним себя чувствует, как зверек рядом с охотником. Словно он вдруг вместо того, чтобы добить попавшего в капкан зайца, начинает кормить и утешать, обещая вылечить лапу и забрать в теплый дом. И хочется поверить, и внутренний страх не дает расслабиться.

Хотя это с его колокольни. А вдруг она просто расстроена ссорой?

Не хочется сейчас обсуждать случившееся утром. Не хочется объяснять, рассказывать. Его к ней тянет, редкий час обходится без мыслей о Кисточке, но рассказать о том, что случилось перед разводом, он точно не готов. Из всех чувств, которые готова испытывать к нему Кисточка, жалость он не примет.

Она постепенно проваливается в дремоту, переворачивается на бок, будто привычно принимая позу клубочка. Сергею приходится прижимать ее к себе вместе с грелкой, чтобы та не свалилась на пол.

— Ки-и-сточка… — задумчиво вполголоса тянет, к ней-то и не обращаясь.

А она вдруг всхлипывает и прижимается крепче.

— Ну что такое? Пройдет. Поспишь и все пройдет.

— Я думала, вы меня больше не будете так называть.

— Ага, — он чуть не рассмеялся от странной радости, что ей есть до этого дела, — выведу во двор и расстреляю.

Кисточка слабо, но улыбается: он видит ее лицо в отражении в зеркале напротив.

— Я не обещал, что буду принцем, помнишь?

— Угу.

— Но от твоего прозвища отказаться не готов даже если ты прищемишь мне яйца дверью машины.

— Я запомню.

— Маленькая язва. Будешь меня обижать, не отдам тебе подарок.

— Какой подарок?

Приходится взять с тумбочки коробочку, хотя в темноте все равно ничего толком не видно. Он хотел отдать ее утром, но сейчас, кажется, самый подходящий момент для подарков. Утром у Кисточки будет одна радость: что ничего больше не болит.

Она садится на постели, придерживая грелку одной рукой. Странное и немного жуткое удовлетворение разливается внутри: значит, ей легче. Неужели сама не могла попросить грелку? Стеснялась? Сложная она, эта Кисточка. Или он стареет.

— Ой, — она достает из коробки браслет и краснеет. — Ой…

— Хм… не на такую реакцию я рассчитывал. Ой — это слишком маленький камень для величайшего гения искусства?

Он даже в полумраке видит, как Кисточка густо краснеет.

— Нет, я… я не об этом, просто… это очень дорогой подарок, я не могу его принять!

— Ну да, что-то такое я и предполагал. С чего ты взяла, что он дорогой? Просто побрякушка с позолотой.

Она смотрит на него с упреком, и впрямь становится стыдно, что недооценил малышку.

— Я что, по-вашему, никогда кино не смотрела? Я знаю этот салон.

— Ну, как видишь, мне некому отдать его. Возьми. Не хочешь носить, отдашь ребенку на приданое.

Она низко опускает голову. Задумчиво смотрит на браслет, проводит пальцем по изящной линии, останавливается на камне.

— Мне так давно не дарили подарки просто так, — вдруг говорит. — Наверное, никогда…

— И Савельев не дарил?

— Он не дарил, — чуть подумав, отвечает Кисточка, — он покупал. Это сложно объяснить… я всегда знала, сколько стоит букет, который мне подарили или медведь. Не знаю… не хочу говорить о нем плохо. Он нам помогал. Но вряд ли…

Она грустно улыбается.

— Вряд ли пытался бы соврать, что это позолота. Спасибо. Как мне вас отблагодарить?

— Я же не Савельев.

Его неожиданно трогает ее неуверенная благодарность. И слезы в глазах, которые она украдкой вытирает, тоже выворачивают душу. А когда Серебров снова укладывает девушку боком и возвращает грелку на место, замечает, как она прижимает руку с браслетом к груди и закрывает глаза. И как тут от нее уйдешь?