— Что они собираются с ним делать?

— Пока решают, — пожал плечами Беннет, — может, обменяют накого-нибудь, может, попросят оружия, может, еще что-нибудь. Этот офицер насмало интересует, в конце концов, что может знать захваченный на границе офицер,даже если он полковник. Ну, расскажет нам об организации охраны одной иззастав. Это мало продуктивно и совсем неинтересно.

— Да, наверное, так оно и есть, — согласился Херрик, — когдавы собираетесь снова лететь туда?

— Завтра утром.

— В такую погоду? — удивился Херрик.

— Я прослушал прогноз погоды. Обещают завтра утромнормальную видимость и отсутствие ветра.

— Вы уже вызвали вертолет?

— Мы говорили с Пешаваром. Оба наших пилота сейчас в Дроше,в тридцати километрах отсюда. Они прилетят завтра утром за мной. Я столько разпросил оставлять вертолет прямо у нас, но Пешавар не разрешает. Они тоже правы,здесь в горах нет подходящих условий для размещения вертолетов.

— Все равно будьте осторожны. Я не доверяю этому Нурулле, —пробормотал Херрик.

— Да, — поднял бровь Беннет, — у вас есть какие-нибудьоснования для подозрений?

— Я же докладывал вам три дня о нашем радиоперехвате. Говардвсе записал в журнал. Кто-то достаточно открытым текстом сообщал, что груз идетпо назначению. Через Душанбе и Москву. Интересно, куда идет этот груз и что этоза груз. А если он идет через Москву, то, может быть, Нурулла решил заработатьна наших противоречиях. Какие связи могут быть у этого бандита с русскими?Признаюсь, меня это очень тревожит. Мне казалось, что вы сообщите об этом вПешавар.

— У меня есть доказательства, что это был радист Нуруллы? —спросил Беннет, — пока их нет, я не могу ничего сообщать. Все нужно проверить иубедиться в двойной игре Нуруллы. Вот почему я завтра утром лечу в его отряд.

— Не беспокойтесь, Нурулла не посмеет мне ничего сделать. Онхорошо понимает, что вместо одного вертолета могут прилететь несколько и от еголюдей ничего не останется.

— И все-таки будьте осторожны, — снова сказал Херрик.

На следующее утро вертолет сел почти рядом с домом, иБеннет, взявший с собой вечно молчаливого, неразговорчивого Гарри Бланта,улетел с ним в Афганистан. Миссис Фукс отправилась на кухню готовить еду к ихвозвращению. Капитан Херрик пошел на обычное дежурство. Лейтенант Говард Фуксдремал в своей комнате.

Дверь дома была взорвана точным попаданием из гранатомета.Херрик успел схватить пистолет, выскакивая наружу. Пятеро незнакомцев,ворвавшиеся в комнаты, поливали все автоматным огнем. Миссис Фукс, так и неуспевшая понять, что произошло, получила сразу несколько тяжелых пулевыхранений и умерла прямо у кухонной плиты. Ее мужу повезло меньше. Он выбрался налестницу и был срезан автоматной очередью. Его живого еще добивали изавтоматов, разряжая целый магазин в его голову. Капитан Херрик успел несколькораз выстрелить, задев двоих нападавших, после чего был сражен автоматнойочередью ворвавшегося через окно еще одного из нападавших. Уходя, незнакомцыразрушили оборудование, сожгли документы и оставили на стенах домакроваво-красную надпись «Смерть американским империалистам». Напуганныегрохотом выстрелов и криками нападавших, жители соседних домов, расположенных впятистах метрах от станции, даже не решались выходить на улицы города до техпор, пока сюда не приехали две полицейские машины. Лишь затем к местуразрушения начали собираться немногочисленные ошеломленные соседи, с ужасомвидевшие следы разрушения и смерти.

Рахимов, обнаруживший труп в лавке Али-Рахмана, на мгновениезамер, затем, наклонившись, внимательно рассмотрел лицо убитого. Он успокоился,едва увидев бороду погибшего. У Чон Дина не могло быть подобной бороды. Такихлюдей, как Чон Дин, на Востоке называли кеса, то есть безбородый. Обычно, кесавстречались среди корейцев, китайцев и киргизов, у которых было гораздо меньшерастительности, чем у других восточных народов. Послышался шум входивших влавку людей. Рахимов стремительно обернулся, выходя в первую ком нату. Тамстояли Семенов и еще какой-то напуганный до смерти парень.

— Ты кто? — спросил у него Рахимов.

— Я работал в этой лавке, — испуганно забубнил парень,оглядываясь на молчавшего Семенова, подтолкнувшего его в лавку своимпистолетом.

— А погибший кто?

— Брат Али-Рахмана, его убили люди Алимурата, а я испугалсяи убежал.

— А где сам Али-Рахман?

— Умер от лихорадки пять дней назад.

— Понятно, — помрачнел Рахимов, — к тебе в лавку не приходилкореец или киргиз небольшого роста, гость из Индии?

— Приходил, — обрадовался парень, — два дня назад. Его ждалана улице жена. Он сказал, что Али-Рахман должен был оставить ему письмо, но унас не было никакого письма, и брат хозяина сильно разозлился, даже грозилсявинтовкой.

— А потом что было?

— Пришли люди Алимурата и этот индийский гость ушел.

— Он ушел сам или вместе с этими людьми? — уточнил Рахимов.

— Сам, — кивнул парень, — но вместе с женой. А может, этобыла не его жена, я не знаю точно.

— Ладно, — разрешил Рахимов, — похорони этого несчастного,пусть Аллах даст ему покой.[1]

— Да успокоит Аллах и всех твоих умерших родных и близких, —сказал в ответ традиционную фразу обрадованный парень. Он понял, что никто несобирается его убивать.

— У хозяина были родные, — спросил Рахимов, — кроме погибшегобрата?

— Да, здесь в Зебаке живет его семья, но все дела вел егобрат, — сообщил парень.

— Значит, теперь ты здесь хозяин, — строго предупредил егоРахимов, — если узнаем, что ты обидел сирот, мы обязательно вернемся.

— Как я могу? — испугался парень. Он даже забыл проСеменова, — жена Али-Рахмана моя единственная сестра.

— Тогда все в порядке, — Рахимов, кивнув Семенову, вышел излавки.

Обратный путь был тяжелее обычного. Нужно было сообщитьАсанову о пропаже Падериной и Чон Дина. Но к их огромному облегчению они, придяв лагерь, застали там почти падавшего от усталости Чон Дина, сумевшего за одиндень преодолеть расстояние от лагеря Нуруллы до лагеря, где размещалась егогруппа.

Теперь все были в сборе, если не считать Падериной,оставшейся в кишлаке, рядом с бандой. Асанов, собрав офицеров, принялсяобъяснять задачу каждого. Он заметил недоумение на лице Рахимова и, когдасовещание закончилось, попросил своего заместителя немного пройтись вместе сним.