Моё утро начинается ещё затемно, чтобы и Альфа успел поспать, но он молча складывает палатку, и мне становится очевидным, что спать он не будет.

Отсутствие отдыха никак не сказывается на скорости, с которой мы держим свой путь, единственное, что удручает – это усталость в глазах моего проводника. И я знаю, что у него и в мыслях нет корчить из себя героя, просто он не способен уснуть, а это – верный признак того, что дела у нас не так и хороши, просто меня не обо всех нюансах ставят в известность.

Только на второй день обходного пути мне становится ясно, почему так был расстроен Альфа: снег. Он повсюду, но его недостаточно, чтобы надёжно удерживать ноги, наоборот, наши подошвы то и дело соскальзывают с вершин невидимых под неглубоким снежным настилом камней. Альфа не выпускает мою руку из своей и ровно тысячу раз напоминает об осторожности. Продвигаемся мы с черепашьей скоростью, и только теперь, изучив местность, я окончательно понимаю, что же на самом деле произошло: узкий участок пути, который соединял две легко проходимые вершины, обвалился, и обходить теперь нам приходится не гору, а горную гряду, что превратило запланированные Альфой пару часов пути в нескончаемые дни. Ни одного косяка гусей не пролетело за эти дни над нами, горные бараны ни разу не подошли к нам на расстояние, которое могла бы преодолеть стрела Альфы, но и она вряд ли бы убила животное, а если бы и убила, вряд ли мы смогли бы его достать с практически вертикальной каменной стены, куда взобраться под силу только самим этим баранам. У нас почти закончилась вяленая рыба и орехи, и голодное урчание в животе уже стало привычным.

Но Альфа не подаёт виду, что положение наше с каждым днём становится всё более рискованным.

- Может быть, нам вернуться к чаше? – несмело предлагаю я.

- Нет, - отрезает он.

- Мы ещё успеем до сильных морозов вернуться к маяку…

- Нет.

И мы снова идём, и вот уже сутки, как Альфа ничего не ел. Орехов осталось всего две горсти, и я растягиваю их, как могу, а Альфа злится и требует, чтобы жевала и глотала при нём.

Ещё через день он разбивает привал прямо на снегу и неожиданно начинает учить меня охотиться. В процессе обучения у нас получается подстрелить небольшую птицу и нам обоим впервые за последние несколько дней удаётся сытно поесть. Ночью мы оба не спим, как бы требовательно Альфа не приказывал, чтобы я закрыла глаза. В итоге, дело заканчивается тем, что мы решаем сторожить костёр вместе и в обнимку, укутавшись во всё, что у нас есть. Само собой, пригревшись на груди у Альфы, я незаметно для себя самой засыпаю и сплю так до самого утра.

Когда моего лба касается поцелуй Снежной королевы, а открываю глаза и вижу, что солнце уже взошло, а вместо королевы на меня смотрят жутко уставшие глаза Альфы.

- Поспи хоть немного! Пожалуйста! Без тебя и я не дойду, ты ведь знаешь!

И, о чудо, он соглашается. И спит ровно час в моих объятиях так же, как всю ночь проспала в его руках я.

Час – это много. Особенно когда все инстинкты обострены до предела и главный из них – выжить.

Мои глаза замечают цветок. Это такой цветок, какой бывает над костром или трубой тёплого дома. Мне не видно, откуда он вырастает – весь склон этой горы покрыт высоченными елями, но кудрявая его верхушка знакома очень хорошо. Она тихо, скромно стелется над еловыми вершинами, прижимается к ним, словно стараясь быть незамеченной. Но я всё равно вижу её. Замечаю, потому что хочу выжить и жажду, чтобы тот, кто определил себе «час, и ни минуты больше» на так необходимый ему сон, тоже жил.

- Два часа! – раздувая ноздри, констатирует он показания своих часов.

- Угу, - согласно киваю я.

- Мы же договорились!

- Договорились. Но пока ты спал, в наши планы неожиданно ворвались коррективы.

- Какие ещё коррективы?

- Вон там, - киваю я на склон стоящей перед нами горы, - я видела дым.

Выражение лица Альфы мгновенно меняется. Он бросает взгляд в указанном направлении, но дыма над лесом больше не видно.

- Ты уверена? – с подозрением смотрит на меня.

- Абсолютно. За эти месяцы я очень хорошо запомнила, как выглядит дым от огня.

Я обожаю, когда его глаза сужаются вот так, как сейчас – вдохновение и решимость, новая страница в каталоге его мужских дел.

- Ты права, - констатирует он, ещё сильнее прищурившись. – Там что-то есть.

И это «что-то» похоже на… крышу. Теперь это видно и мне.

Глава 24. Чужой дом

Дыхание па́ром, скрип снега под ногами и мороз, пробирающий до костей. Если бы не реальная, увиденная собственными глазами цель – крыша чьего-то дома – я бы, наверное, уже отчаялась и начала думать, что мы оба сгинем в этих чёртовых бесконечных горах и еловом валежнике, так и не добравшись до людей.

Но чем выше мы поднимаемся, тем холоднее становится, и тем реже окружающий нас лес. И люди уже близко: дом, виднеющийся сквозь редкие еловые ветви, срублен далеко не топором. В нём несколько уровней, высокие узкие окна, балконы и террасы. Лес в округе вырублен, и на освобождённой территории ничего нет, кроме ровных стриженных кустов, то тут, то там, а большая её часть – просто пустырь.

Чем ближе мы подбираемся к высокой кремовой стене, тем крепче сжимаются пальцы вокруг моей ладони.

– Эй! Есть тут кто? – вначале негромко спрашивает Альфа.

Никто не отвечает, и мы оба напряжённо вслушиваемся в окружающую нас тишину. Даже снег бесшумно пролетает мимо замёрзших щёк и ложится на белый настил вокруг.

– Есть тут кто живой? – уже громче вопрошает Альфа.

Внезапный треск заставляет наши головы запрокинуться: крупная белоголовая птица сорвалась с ветки и, тяжело взмахивая крыльями, набирает высоту. Снежная шапка, соскользнувшая с еловых иголок, рассыпается на комки и те шлёпаются нам под ноги.

– Орлан… – тихо объясняет мне Альфа. – Кроме него, похоже, здесь никого нет. Нам придётся войти без позволения.

Мой желудок сжимается в ответ на это предложение: в доме должна быть хоть какая-нибудь еда.

Входная дверь заставляет нас остановиться. И