делают. Они всегда, в любой ситуации, при любом самочувствии и при любых всплесках моих эмоций, будь то страх, негодование или отчаяние, делают: двигают, ведут, придерживают, поддерживают, кормят, греют, ласкают, успокаивают. Даже запускают генератор в доме, изуродованном кем-то, кому хватило ума вломиться в чужое жилище, изуродовать его, но не удалось разобраться со страшной на вид, но такой полезной машиной.

Плита на кухне работает от электричества, и конфорки нагреваются практически молниеносно. Печь лепёшки на таком агрегате проще простого. Каждую мы делим пополам, едим, обжигаясь, ждём следующую и снова едим, обжигаясь.

Генератор в этом доме – его сердце. От сердца по проводам бежит электрический ток, по трубам вода, по комнатам – тепло и уют. Но пить воду из труб Альфа не позволяет, поэтому нам приходится снова выйти на холод и проделать довольно долгий путь к источнику, чтобы наполнить и свои фляги, и все переносные ёмкости, какие нам удаётся найти в доме. Я замечаю, что мы забираем самое ценное с собой, а вернувшись, снова осматриваем каждый угол. Вопросов больше не задаю.

В этом доме слишком много спален, но самая странная из них – на самом верху, в мансарде. Здесь сохранилось больше всего мебели, в том числе и круглая кровать посередине, а рядом с ней – в нише с маленькими окошками – огромная ванна. Повсюду на выступах расставлены подсвечники, на стенах развешены картины, на одной из которых изображена обнажённая женщина в цветах и склонившийся над ней мужчина. Изображение как будто мне знакомо, и с ним что-то не так. Но самое интересное здесь – это огромное зеркало на потолке. Я буквально залипаю в его отражении: у меня действительно синие глаза, а ещё острые скулы и подбородок, потрескавшиеся губы. Хуже всего в уголках рта – здесь ранки не заживают уже давно.

Альфа внимательно исследует каждую комнату, в итоге, выбирает небольшую, расположенную на втором этаже. Её окно выходит на козырёк, накрывающий крыльцо, а за узкой дверью внутри самой комнаты обнаруживается ещё одна комнатка поменьше. Альфа протягивает руку и нажимает на выключатель, но даже при ярком свете я не сразу соображаю, что это.

Альфа снова что-то нажимает, и с потолка в комнатке начинает литься вода, а от воды клубами подниматься пар.

– Дом ещё не разогрелся, – объясняет он. – Холодно, поэтому столько пара.

Я протягиваю руку и с замершим сердцем убеждаюсь в том, что вода действительно горячая.

«Это же душевая!» – осеняет, наконец, меня. То, как воспоминания всплывают, иногда с трудом протискиваясь сквозь щели в том, что случилось с моей памятью, похоже на волшебство, на магию. Моя ладонь, мои пальцы и тёплая, почти горячая вода, льющаяся на них откуда-то сверху – дежавю. Глаза на мгновение закрываются сами собой, потому что в памяти внезапно всплывает ощущение горячей воды, обнимающей всё тело. А сразу вслед за ним до странности мимолётное воспоминание прикосновений к коже и… возбуждение.

Из транса выводит шум – это Альфа двигает белый с узкими дверцами шкаф. На каждой из них изображён голубой воздушный шар с корзинкой, наполненной животными. Такие же шары нарисованы и на стенах.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Альфа молча продолжает двигать шкаф, пока тот полностью не закрывает собой входную дверь.

– Это чтобы мне спокойнее спалось, – объясняет, наконец, и подходит к окну, чтобы ещё раз взглянуть на козырёк.

Я понимаю, что комната выбрана из стратегических соображений: в ней единственной нашлась мебель, способная забаррикадировать дверь, как и выход на случай, например, пожара.

– К козырьку можно приставить лестницу… – предполагаю я.

– Можно, – согласно кивает Альфа. – Только её нигде нет. Предполагаю, в камине она сгорела одной из первых.

– А если где-нибудь припрятана ещё одна?

– Думаю, уверен, что услышу его раньше, чем он сможет сюда забраться. К тому же, козырёк весь обледенел. Тут только один путь – выход, но не вход.

Про холод снаружи, щипающий за щёки, я совсем позабыла. А ведь Альфа прав – вечером начался дождь, плавно переходящий в снег, и всё, что намокло, обледенело. Этот, так вовремя найденный дом, возможно, сегодня спас наши жизни.

Альфа снова заглядывает в душевую и объявляет:

– Уже достаточно тепло. Давай, – кивает мне.

Когда воспоминания об ощущениях превращаются в сами эти прекрасные ощущения, мой мозг тайно решает дилемму: «Что лучше: горячий душ или термальная купель в сердце индантреновой долины?». Там было красиво, как в сказке, и нереально, как во сне, а здесь – тепло, безопасно, и как-то… уединённо. Но и там, и тут есть главное – то, как гулко бьётся моё сердце, когда мои же пальцы осторожно скользят по красивым изгибам мышц, когда всё моё тело само собой льнёт к его телу. Это сила, это тяга, которой невозможно противостоять. Даже если очень захочется, даже если очень будет нужно, никаких сил не хватит.

Carbon Based Lifeforms – World Of Sleepers

Свет, рвущийся в комнату свозь большое окно, ослепительно ярок – начался новый день, и он будет солнечным, хоть и до невозможности коротким. Зрачки Альфа похожи на крошеные чёрные иголки, а вот тёмный густой мёд вокруг них на красивый северный камень – янтарь.

– Я вспомнила! – сообщаю ему. – Эта картина наверху – это копия. На оригинале мужчина одет в дорогой плащ, а женщина в цветы.

– Гюстав Климт «Поцелуй», – шёпотом подтверждает Альфа.

Его губы тоже потрескались, как и мои, но всё равно неистово вчера целовались, как и мои. И сейчас тоже целуют. Нежные, тёплые.

– Целоваться же только в конце дня можно! – напоминаю им. – В качестве награды…

– К чёрту правила, – отвечают они.

И снова целуют. Неугомонные.

А мир за окном преобразился – из серо-зелёного стал полностью белым, ослепительно снежным. Лес вокруг дома весь засеребрился, а поле перед ним накрылось ровным покрывалом.

Из дома мы не выходим – воды ещё вчера набрали достаточно, а Альфа даже не пытается охотиться. Я понимаю, что ошиблась: этот дом согрел нас, но он далеко не гарантия безопасности, поэтому гиря продолжает висеть на ноге единственного в нашем тандеме добытчика. Или… может, он всё-таки прав, и мы действительно, семья? Причём, уже очень давно.

Я дважды пеку лепёшки, и мы питаемся только ими. Запас муки, и без того небольшой, тает на глазах. Можно сказать, еды у нас максимум на пару дней, не больше.