— Не стала бы, — задумчиво тянет Богдан. — Но люди меняются и часто становятся теми, кем, по их словам, никогда не стали бы.

Слова и взгляды Шевцова задевают, особенно то, что он считает меня дешевкой и чуть ли не в открытую об этом говорит. Хотя со стороны, возможно, оно так и выглядит?

— Как бы там ни было, я больше не та Маша, которую ты знаешь. — Почти задыхаюсь, потому что продолжают душить эмоции и ни черта не отпускает. Только хуже становится с каждой новой секундой.

— Да, действительно. Та была в меня влюблена и не смотрела с таким презрением.

— Взгляды — это все, что мне остается. Большего ты не заслуживаешь.

— Я три года провел в тюрьме, — как ни в чем ни бывало говорит Богдан, наблюдая за моим лицом.

— Это ложь, я в курсе, что ты был все это время за границей.

— Мать тебе так сказала? Ее бы хватил удар, узнай она правду. С ней было тяжело поддерживать связь из тех мест, где я находился. Обещали, что отсижу максимум год, а после получу много денег. Да, деньги я действительно получил, как видишь, и должность, но все затянулось не на год, а на три. Еще несколько месяцев ушло на то, чтобы стереть ту темную историю из биографии и вернуться к обычной жизни.

Я словно в ледяную прорубь прыгнула, а потом сразу в кипящий котел. Меня слегка ведет в сторону. Богдан это замечает и подставляет свою руку, за которую я хватаюсь, как за спасательный круг.

— Да и сама посуди, как бы я тебе об этом сказал? — продолжает он, наблюдая за мной. — Чтобы ты мельтешила и следом угодила в неприятности? Думал, выйду, все устаканится, и поеду за тобой, имея квартиру, деньги, машину. Но все это оказалось у тебя в наличии. Я посчитал себя лишним и укатил туда, откуда приехал. К тому же не было гарантий, что ты примешь мою правду и захочешь себе такого мужа, как я.

Однако мой новый муж ничуть не лучше. Господи…

Я сгораю в мучительной агонии. Кажется, еще немного, и потеряю сознание, потому что не получается сделать вдох.

— Отойди от нее, — раздается рядом знакомый грубый голос.

Костя отдирает меня от Шевцова и прижимает к себе. Обнимает так, будто защищает от всего мира. Я стараюсь не думать о том, что это все не по-настоящему и в действительности Гончарову плевать на мои чувства. Главное, что не вижу лица Богдана и не ощущаю рядом его присутствия. Не знаю, сколько мы так стоим, но Костя вдруг поднимает руку и смыкает ее на моем затылке.

— На меня смотри и дыши. Я сейчас отведу тебя на террасу. Ты придешь немного в себя, и мы вернемся в зал, где ты продолжишь делать вид, будто этой встречи не было. Поняла меня?

Наверное, Гончаров владеет гипнозом. Я смотрю в его глаза и киваю, делая глубокий вдох, от которого тут же становится легче.

— Рафаэль где? — спрашивает Костя.

Если бы Раф подошел, когда я молила его взглядом сделать это и помешать нашему разговору с Богданом, то не стала бы сейчас его сдавать, но теперь мелочно хочу, чтобы всем было так же плохо, как и мне в эту минуту.

— Оставил меня, когда я рассказала ему про Шевцова. Чтобы тот ко мне подошел.

— Сука. Совсем, что ли, страх потерял, — зло цедит Гончаров, но его лицо при этом остается сосредоточенным и непроницаемым.

— Пожалуйста, давай уйдем, — шепчу непослушными губами.

— Нельзя. Ты сама захотела остаться со мной, а я не говорил, что будет легко. Однако свое обещание, что никому не дам тебя в обиду, выполню. Ты только делай, как я говорю, и во всем меня слушайся. Хорошо?

Ничего не остается, как кивнуть и пойти с Костей на террасу.

Немного успокоившись, я прихожу в себя и улавливаю тонкий и нежный запах женских духов. Нервы и без того похожи на оголенные провода, хотя я пытаюсь держаться и напоминать себе, что сильная. Только на самом деле рассыпаюсь на части. Последним ударом становится воображаемая картина, как Костя и блондинка, уединившись в темном углу, предавались тому, чем они обычно и занимались до моего появления. Какие еще могут быть дела с бывшей любовницей?

— Говоришь, на два фронта не работаешь? От тебя за километр разит чужими духами.

— А от тебя — тоской по утраченной любви, — парирует он.

— Богдан сказал, что сидел все эти годы и не мог появиться в моей жизни. Это правда?

— Да. Но, о чудо, в Богдана влюбилась папина принцесса, и все двери теперь для него открыты. Ты бы уши не развешивала. С такой кормушки не соскочить без последствий. Шевцов не дурак и прекрасно это понимает. — Костя достает из кармана брюк телефон и набирает кому-то сообщение, а потом затягивается сигаретой.

— Разве такое возможно?

— Что именно? — Он поднимает на меня непроницаемый взгляд.

— Чтобы другой человек сидел за того, кто на самом деле виновен.

— Все возможно, Маша. Зависит лишь от цены, которую ты готова заплатить, — говорит Костя вкрадчиво, а потом довольно усмехается. — Фартовая ты барышня. Вон тебя уже и на токсикоз пробило.

— Я ведь сказала, что против. — Протягиваю руку и прошу у Кости сигарету.

— Тебе теперь нельзя, — улыбается он. — Только обморок не имитируй. Нам нужно еще перед парой людей засветиться, а их все нет. И Рафу мозги вправить было бы не лишним. Хренов благодетель. Это он мне так мстит.

— За что? — вяло интересуюсь я.

— За кого, — поправляет Гончаров. — За Марину.

— Рафаэль был влюблен в твою жену?

— Друзьями они были хорошими. Раф считает меня виноватым в смерти Кирилла