на Восьмое марта матери были подарены два ровных небольших табурета со свежим лаковым покрытием.

Сколько раз порывалась Антонина отнести их на рынок и обменять на продукты, но каждый раз останавливала себя: слишком дороги были ей эти простенькие сиденья. Хороший у нее все-таки вырос сын, стал опорой. Всю войну трудился на заводе, приносил домой рабочий паек. Даже когда приключилась некрасивая история с исчезнувшим у Светки пайком, Антонина сильно переживала, не могла даже слова сыну сказать или пристыдить. Не верилось матери, что ее щедрый и заботливый Коля мог позариться на чужое. Да и Колька же переживает, ходит сам не свой, не поднимая глаз, скупо выдавливая каждое слово. Не знала Тоня, как подступиться к вдруг повзрослевшему, ставшему чужим и холодным сыну. Поэтому с надеждой укладывала ладные булочки на противень, соскребала старательно кристаллики сахара с коробки. Надеялась, вот сейчас проснется Колюшка, увидит любимое лакомство и прижмется к ней, обнимет, как еще малышом обвивал ее ручонками изо всех сил в благодарность за вкусный завтрак. Потом можно вместе с детьми навестить мужа в больнице, поднять ему настроение. Пускай даже Коля и украл, нахулиганил, на любого может слабость найти. Дети уже несколько лет досыта не ели, тут и взрослый не удержится, голод – страшная штука, может и на воровство толкнуть. Так ведь и осознал сыночек все, исправился, не преступник же он.

От ужасного слова у Тони екнуло сердце, она торопливо махнула полотенцем, словно отгоняя подальше пугающую мысль.

Запах свежей выпечки поплыл по квартире, защекотал ноздри, вырвал из сонного плена Кольку и Наташку. Девочка, соскочив со скрипучей тахты, бросилась на кухню:

– Булочки! На завтрак! Ура!

– Тише, тише, – замахала на нее руками Антонина. – Колю разбудишь, дай ему отоспаться.

Но Колька, взъерошенный, в одних трусах, уже показался в коридоре, протопал крепкими ногами в ванную. Наташка же не утерпела и как была неумытая, со спутанными кудельками волос, утянула свежую булку и принялась жадно откусывать сладкую верхушку.

Но у старшего брата аппетит пропал совсем. Он изнывал от неприятного чувства ожидания страшного вечера внутри. Мать вопросительно заглядывала ему в глаза, но никак не могла разгадать причину плохого настроения сына. Из-за школы расстроился? Что придется ему снова сидеть с ребятишками над учебниками, хотя мог бы уже в этом году окончить восьмой и пойти работать?

Антонина со вздохом присела на табуретку. Как же ей выкрутиться из трудной ситуации? Осторожно предложила:

– Я поговорю с соседкой, Анной Филипповной, может быть, она иногда согласится с Наташей сидеть, пока я на работе. В школу сходим с тобой, пускай разрешат экстерном сдать экзамены. По учебникам разберешься, ты у нас умненький.

Но Колька вдруг подскочил с места:

– Не надо, ничего не надо! – и бросился к двери. Не успела Антонина опомниться, как он уже натягивал куртку и разбитые башмаки.

– Я сегодня у Альберта переночую, он с математикой обещал помочь.

– Ты куда? Мне вечером на работу! Кто с Наташей будет сидеть?

Колька выскочил прочь из квартиры, не дождавшись ответа. Тоня с тревогой прислонилась к дверному косяку: что же происходит с сыном?

Но печалиться было некогда, Наташка хныкала из-за вредных пуговок на платье. Пора было ехать к мужу в больницу, потом варить Наташке обед. Долгий хлопотный день наваливался, грозя закружить ее в длинном водовороте забот.

* * *

Санька со Светкой всю субботу провели с тряпками в руках. Яркое весеннее солнце высветило во время утреннего чаепития Анны Филипповны разводы и отпечатки детских ладошек на стеклах. Поэтому вместо прогулки Санька сначала строгал брусок мыла в теплую воду, потом долго возюкал грубой тряпкой сначала по одному окну, потом по второму. Сперва в общей комнате, а потом на кухне.

Светка таскалась следом и по приказу Саньки подливала в таз теплой воды, выливала в раковину мутную, с мыльными разводами. А в перерыве между этим с любопытством изучала разноцветные пузыри на поверхности воды.

– Теперь рви газеты и комкай, натирать будем, – скомандовал Санька. И с завистью посмотрел на Кольку, который, вылетев из подъезда, бросился бежать.

«Вот у кого ни забот, ни хлопот! А мне тут еще работы на полдня», – завистливо подумал Санька. Со злостью скомкал старую газету и яростно принялся натирать окно до прозрачного скрипа.

Светка при виде Кольки в окне расстроилась. Неужели он побежал на встречу с той красивой девочкой, которой она нечаянно выболтала секрет? Теперь у нее ни секрета, ни заботливого Кольки!

Анна Филипповна тоже заметила соседского парнишку и даже сплюнула в сердцах:

– Тюрьма по нему плачет, вырос бандит! Продукты ворует и других склоняет. Саньку вон сбил с панталыку.

От кипящего недовольства она оглянулась вокруг и нашла повод для нового возмущения. Двери! Дверь в квартиру была изрисована мелом, заляпана кляксами и загажена до невозможности отметинами детских ботинок.

– Санька, ты видел, что вы с дверями сделали? Это куда годится?! Есть, пить они горазды! Сел тетке на шею и сидит, да еще «довесок» добавил. Ножки свесили! Всю дверь вон испинали, неряхи! После окна воду меняйте, двери будете отмывать! Ты мне повздыхай еще, вздыхает он! – От кислой мины племянника Анна разлилась еще сильнее, вулкан внутри нее бурлил и требовал извержения. – Никакой благодарности, сидят на всем готовом! И еще носы воротят. Три давай лучше, три! Как марать – он первый, а как отмывать – нет никого! Без вас квартира сияла. А сейчас взглянуть страшно! Как связались с этим Пожарским, так совсем стыд потеряли. Ему дорога прямая в тюрьму, и вы с ним там же окажетесь!

Светка пророчества названой матери не выдержала и разрыдалась, выкрикнула так долго мучивший ее секрет:

– Не брал он продукты наши, не трогал паек! Это я во всем виновата, я! – Она бросилась к шкафу, вытащила свой нехитрый гардероб – единственное платье и залатанные чулки, прижала к груди. – Не ругайте его, это я продукты проворонила, а Колька меня защищал. У меня мальчишки отняли авоську. Я сама уйду из дома, сама! На улицу пойду жить!

– И я с ней! Я тоже врал! Без нее не буду здесь жить! – заверещал Санька, вцепился Светке в плечо, крепко прижал ее к себе.

Анна Филипповна так и застыла с открытым ртом, в котором застрял зародившийся крик. Ребятишки уже прошли к входной двери, когда она опомнилась и бросилась им наперерез:

– Так зачем вы наврали с три короба?

– Боялись, что из дома выгоните всех, как и обещали, – заскулила Светка, ей было ужасно страшно уходить из дома жить на улицу. Но терпеть