Я вышел на берег, на белый, твердо похрустывающий под ногамипесок пополам с коралловой крошкой, отступил на шаг от лизавшего мне подошвыморя и огляделся, готовый при первом сулившем опасность звуке нырнуть назад.Прислушался. С меня текла прозрачная соленая вода. Тишина. Только волныплескуче шлепали, накатываясь на берег, а берег был первозданно чист и пуст.Все неведомые опасности, если только они были, таились, надо полагать, вглубине острова.

Я распорол пленку, в которую был укутан, – искусственныйвариант рыбьих жабр. Стянул ее с себя, скомкал и бросил под ноги. Оглянулся наморе, голубое и спокойное. Далеко, у самого горизонта, белела крохотнаячерточка – «Протей». Оттуда наблюдали в суперсильные бинокли, я был для них вдвух шагах. Я помахал рукой страшно далекому «Протею», на котором в данныймомент затаил дыхание цвет научной мысли и сливки контрразведки, одернулкуртку, поправил кобуру, пригладил волосы и полез вверх по откосу.

Довольно быстро я вылез наверх и сказал острову «привет».Вот и я, значитца. Передо мной была редкая пальмовая рощица, на песке валялиськокосовые скорлупы, и прытко удирал, бросив орех, краб-пальмовый вор. Десантпрошел отлично, и я остался совсем один, потому что «Протей» ушел к границамзапретной зоны, где лежали в дрейфе эсминцы Второго флота, и крейсер «Дорада»получил приказ в случае необходимости нанести по острову и прилегающим водамракетно-ядерный удар мощностью в добрую дюжину Хиросим, а где-то далеко отсюдапилоты сидели в кабинах бомбардировщиков, начиненных ядерными ракетами,предназначавшимися для того же квадрата…

Чего-то не хватало, пропало что-то привычное, изначальное,как солнце над головой… солнце!

На небе не хватало солнца. Не было его. От пальм навстречумне тянулись короткие, как и полагается в это время в этих широтах, словно быусохшие тени, но солнца я не увидел ни в той точке небосклона, где ему в данныймомент полагалось быть, ни вообще на небе. Деревья отбрасывали тени, яотбрасывал тень, даже брошенный крабом орех отбрасывал тень, мириадами искорок,отраженных лучиков блестело море, но солнца не было. Исчезло неизвестно куда, ия понял, что это первый сюрприз заколдованного места…

Думать над этим я не стал – не было смысла с первых минутразмениваться на эту загадку. Вряд ли она последняя, вряд ли она самая важная.Я просто пошел в глубь рощи, держа руку на пистолете. Не думаю, чтобы пистолетмог чем-то помочь в единоборстве с силой, которая играючи проглатывалавертолеты и спутники, но так уж повелось с начальной поры, так уж диктовалдлиннейший перечень стычек и войн, именовавшийся историей, так он на насповлиял – прикосновение к оружию всегда рождало уверенность и помогало непадать духом.

Я не уловил места, где началось ЭТО, места, где незаметно,неуловимо пальмовая роща перелилась в обыкновенный смешанный лес, вполнеуместный на широте Парижа, Рязани или моего родимого Красноярского края, нонемыслимый здесь, в этом климатическом поясе. Сюрприз номер два…

Я подошел к ближайшей сосне, потрогал шершавую кору, чтобыубедиться, что дерево настоящее, и убедился, и…

Больно! Или только кажется, что больно, а на деле простоплывешь куда-то, и непонятно, что существует, а что мерещится, и адская боль ввисках, да и тела вроде бы уже нет, растворилось паром…

…Тридцать третьего апреля я ехал к себе в офис. Стояли белыеночи, ослепительные ночи, когда светло, как днем, когда можно читать газету вподворотне, вообще можно все, кроме одного – укрыться в тени. Тяжелое время дляворов. Белая ночь не прячет, с головой выдает и бульдогу-полицейскому, и скучающемуобывателю, для которого первое развлечение – погнаться за карманником. У собораСвятого Меркурия стоял на коленях хилый золотушный вор и молился, вернее,проклинал покровителя за эти ночи и за шагнувшую наперекос судьбу.

Я поехал дальше. Перекресток был пуст, только у светофораскучал себе часовой в блестящей кирасе, зевал и чесал пятку древком алебарды.Заметив мою машину, он оживился и заорал:

– Эй, приятель, огоньку не найдется?

Я равнодушно щелкнул зажигалкой.

– Вурдалак? – лениво поинтересовался он.

– Бюро «Геродот», – сказал я, наслаждаясь егострахом. Бюро «Геродот» уважают все, мы достаточно цивилизованны для того,чтобы заставить себя уважать…

Наперерез мне промчалась длинная открытая машина – добрыйстарый «дюзенберг», набитый до отказа хохочущими мохнорылыми чертями и ведьмамив джинсах – торопились на шабаш, плясать под луной и хаять бога. Я лично ничегоне имею против бога, хотя он и создал этот сволочной мир. Правда, ходят, идавно уже, упорные слухи, что старик тут ни при чем – ни сном ни духом(абсолютно непричастен), а на самом деле наш клятый шарик – результатбезответственных пьяных забав двух профессоров физики (одного из Гарварда,второго из «Аненэрбе»), хозяина публичного дома из Атлантиды, боливийскогоалкоголика-сантехника и китайского философа Кво-Пинга. Утверждают, будто этаникогда не просыхавшая компания, перепробовав все обычные шутки, в поискахчего-нибудь пикантного сотворила наш мир за трое суток и два часа, а потом,испугавшись последствий и судебного преследования, свалила все на бога, икак-то обошлось. Все может быть. После водородных бомб и лазерного оружия отфизиков можно ожидать любой пакости…

Черти пронеслись, оставив запах серы и бензиновой гари, явыругался им вслед и хотел тронуть машину, но кто-то махнул мне рукой. Яопустил стекло. Ко мне подбежала девушка, нагнулась к окну и попросила:

– Подвезите.

– Садись, – сказал я.

Она села, чинно сложив руки на коленях. Я искоса разглядывалее: джинсы, ало-черная рубашка, черные волосы и зеленые глаза, в общем-то красивая,но нужно быть начеку – черный и зеленый издревле были исконными цветамидьявола, а нынче белые ночи, в белые ночи нужно бояться всего, каждый можетоказаться нежитью, стремящейся перегрызть тебе глотку или зачаровать, берегисьбелых ночей, пилигрим… Я был начеку, под левым локтем пистолет с серебрянымипулями для вурдалаков, под правым – со свинцовыми пулями для людей, нужнотолько не перепутать, за какую рукоятку хвататься. Оплошавший рискует головой –как мой друг Клай, которого загрызли вурдалаки у Черной Межи, и теперь шатаетсяпарень с их бандой, видел я его недавно в баре «У Гришеньки Распутина», гдевечно собирается всякая шваль – попы-расстриги, агенты ЦРУ, инкубы и тролли.

Но нет, с девчонкой все в порядке – на запястье у нее яувидел серебряный браслет, и от сердца сразу отлегло. Вурдалаки боятся серебра,если здесь серебро, кровососом и не пахнет, стоп, парень, стоп…

– Ты кто? – спросил я.

– Ольга, – сказала она. – Просто Ольга.Восемнадцать лет. Любовника нет. Работы тоже. Здесь – второй день. Мне здесьстранно.

– У нас всегда так, – сказал я. – Такой уж унас город – обычный европейский городишко в большинство дней и дикая химера вбелые ночи. Здесь собрано все иррациональное, и мы этим гордимся, ведь ни укого ничего подобного нет. Значит, ищешь работу? Ну разумеется, лейтмотив века…Придумаем что-нибудь. Люблю иногда для развлечения поиграть вблаготворительность, знаешь ли…