В облике этого господина было что-то замечательное, да, замечательное, хотя это слово лишь в слабой степени выражает мое впечатление. Он был футов шести ростом, и во всей его наружности было что-то величественное. Его внешность носила отпечаток благородного изящества, что свидетельствовало о превосходном воспитании и высоком происхождении. Мне доставляет печальное удовольствие так подробно описывать наружность Смита. Шапка волос на его голове поражала: нельзя вообразить себе кудрей более роскошных и более красивого оттенка. Волосы были черные, как вороново крыло, и такими же были его изумительные усы. Замечаете: я не могу говорить о них без восторга; не будет преувеличением, если я скажу, что вторых таких усов не сыскать во всем мире. Они обрамляли и частично прикрывали рот несравненной красоты. Когда генерал улыбался, из-под них виднелись самые ровные, ослепительно белые зубы, какие только можно себе представить, а из-за этих зубов – когда представлялся случай – раздавался чрезвычайно ясный, мелодичный и сильный голос. Даже глаза моему знакомому природа подарила выдающиеся. Каждый из них стоил пары обыкновенных органов зрения. Они были темно-карие, необыкновенно большие и блестящие; иногда можно было заметить, что они слегка косят, и это придавало взгляду генерала особую выразительность.

Такого торса, как у мистера Смита, я, без сомнения, не видел ни у кого. Было невозможно найти какой-нибудь недостаток в его удивительно пропорциональной фигуре. Особенно выделялись плечи, которые даже мраморного Аполлона заставили бы покраснеть от зависти. Уверяю вас, что прежде не встречал подобного совершенства.

Руки у генерала также были прелестной формы, и ноги им не уступали. Это был nec plus ultra[111] мужских ног. Всякий знаток признал бы их красоту. Они были не слишком мускулисты, но и не худы; в них не было ни массивности, ни хрупкости. Я не могу представить себе более грациозного изгиба, чем os femoris[112], и с задней стороны его икры была именно такая выпуклость, которая делает ее абсолютно пропорциональной. Желал бы я, чтобы моему талантливому другу Чипончипино, скульптору, удалось увидеть ноги бригадного генерала Джона А. Б. С. Смита!

Но хотя таких красавцев не встретишь на каждом шагу, я никак не мог убедить себя в том, что особое впечатление, о котором я упомянул, объясняется исключительно его физическим совершенством. Может быть, это следовало бы отнести за счет его манеры держаться, но и этого я не могу утверждать. Она была несколько натянутой, чтобы не сказать деревянной; в каждом движении генерала была размеренность, так сказать, прямолинейная точность, которые у человека с менее крупной фигурой можно бы охарактеризовать словом «аффектация», «напыщенность» или «принужденность», но в джентльмене таких внушительных размеров они без затруднений расценивались как сдержанность и чувство собственного достоинства.

Приятель, познакомивший меня с генералом Смитом, шепнул мне несколько слов о нем, характеризуя его как замечательного, очень замечательного человека – одного из замечательнейших людей нашего века. У женщин генерал также пользовался большим успехом, главным образом, благодаря репутации храбреца.

– В этом отношении у него нет соперников; он сорвиголова, отчаянный, – говорил мой друг, еще больше понижая голос и удивляя меня этой таинственностью. – Просто отчаянный. Генерал доказал это в последней, наделавшей немало шума экспедиции против индейских племен бугабу и киккапу. – Тут мой друг вытаращил глаза. – Господи! Черт побери! Чудеса храбрости… Да вы, вероятно, слыхали о нем?.. Ведь он человек…

– Человек божий? Как вы поживаете? Очень рад видеть вас, – прервал его сам генерал, подходя и пожимая руку моему собеседнику, а мне отвечая чопорным, хотя и глубоким поклоном.

Я подумал тогда – и теперь остаюсь при своем мнении – что никогда не слыхал такого сильного и вместе с тем чистого голоса и не видал более красивых зубов. Но должен признаться, что мне досаден был перерыв именно в ту минуту, когда, благодаря вышеупомянутым словам своего знакомого, герой экспедиции против бугабу и киккапу очень меня заинтересовал.

Однако очаровательная, блестящая манера бригадного генерала Джона А. Б. С. Смита вести беседу скоро рассеяла мое неудовольствие. Поскольку мой приятель тотчас же ушел, мы довольно долго проговорили с глазу на глаз, и я провел это время не только с удовольствием, но и с пользой. Я еще не встречал такого приятного собеседника и столь разносторонне образованного человека. Однако, из вполне понятной скромности, генерал не коснулся темы, больше всего интересовавшей меня в ту минуту, то есть загадочных обстоятельств, связанных с бугабужской войной; я же, разумеется, из деликатности не мог затронуть эту тему, хотя – каюсь – чувствовал сильное искушение. Я заметил также, что храбрый военный предпочитает говорить о науке и его особенно занимают быстрые успехи в области технических изобретений. О чем бы я ни завел речь, генерал непременно возвращался к этой теме.

– Ничто не сравнится с современным прогрессом, – говорил он, – мы удивительные люди и живем в удивительный век. Парашюты и железные дороги, волчьи ямы и скорострельные ружья… Наши пароходы ходят во всех морях, а почтовые воздушные шары скоро начнут совершать регулярные полеты (плата в один конец – всего двадцать фунтов стерлингов) между Лондоном и Тимбукту. А кто измерит влияние великих открытий в области электромагнетизма на общественную жизнь, искусство, торговлю, литературу? И это еще не все – поверьте мне! Нет предела человеческой изобретательности. Самые удивительные, остроумные и, позволю себе добавить, мистер… мистер Томпсон – кажется, не ошибаюсь? – самые полезные, истинно полезные изобретения в области механики появляются ежедневно, растут, так сказать, как грибы или саранча… как саранча среди нас, да, вокруг нас… мистер Томпсон.

Меня зовут вовсе не Томпсон, но излишне прибавлять, что я расстался с генералом, чрезвычайно заинтересованный его личностью, и составил очень высокое мнение о его достоинствах как собеседника. Кроме того, я глубоко проникся мыслью о преимуществах существования в век технических изобретений. Однако мое любопытство не было удовлетворено, и я решил немедленно собрать у знакомых сведения о самом бригадном генерале и особенно о достопамятных событиях во время экспедиции против бугабу и киккапу.

Случай, которым я не постеснялся воспользоваться, представился мне в церкви его преподобия доктора Друммуммуппа, где однажды в воскресенье, как раз во время проповеди, я очутился не только на одной скамье, но и рядом со своей милой и общительной приятельницей, мисс Тэбитой Т. Я поздравил себя, и совершенно справедливо, с такой удачей. Если кто-нибудь и знал что-либо о бригадном генерале Джоне А. Б. С. Смите, то это была именно мисс Тэбита Т. Мы обменялись с ней условными знаками, а затем начали перебрасываться оживленными фразами.

– Смит! – воскликнула мисс Тэбита в ответ на мой вопрос. – Вы говорите о генерале А. Б. С.? Боже мой, я думала, вы все о нем знаете! Удивительно изобретательный век! Ужасное происшествие!.. Какие кровожадные негодяи эти киккапу! Он сражался как герой… проявил чудеса храбрости… обессмертил свое имя. Смит!.. Бригадный генерал А. Б. С… Разве вы не знаете, что это человек…