Он доехал до поляны, окружавшей остатки литейной, притормозил и вылез из машины, не выключая мотора. В детстве эта литейная всегда казалась Игу развалинами замка, прямиком из сказок братьев Гримм, местом в глубине глухого темного леса, куда некий злодей заманивает свои жертвы, чтобы их убить, — в точности как оно потом и случилось. Для подросшего Ига стало большой неожиданностью, что до литейной было совсем недалеко, футов сто от дороги. Он пошел к тому месту, где нашли тело Меррин и где ее друзья и родные устроили нечто вроде мемориала. Путь он знал наизусть, потому что бывал здесь неоднократно. Следом за ним в траве шуршали змеи, но он старался их не замечать.

Вишневое дерево было там же, где и вчера. Он посрывал с веток все ее фотографии, они так и валялись в траве и кустах. Кора отшелушивалась, обнажая подгнившую красноватую древесину. В тот раз Иг расстегнул ширинку и помочился на траву, на собственные ноги и на лицо пластиковой Девы Марии, засунутой в промежуток между двумя самыми толстыми корнями. Он презирал эту Марию с ее идиотской улыбочкой, символ истории, ровно ничего не значащей, служанку Бога, от которого никому никакой пользы. Иг ни минуты не сомневался, что здесь, на этом самом месте, Меррин взывала к Богу, когда ее насиловали и убивали, взывала если не голосом, то в сердце своем Божьим ответом была просьба подождать, пока не освободится линия, временно занятая из-за большого объема поступающих просьб. Вот она и ждала, пока не умерла.

Иг и сейчас мельком взглянул на фигурку Марии, отвел было глаза, но тут же присмотрелся получше. Пластиковую Богородицу словно кто-то поджаривал… Правая половина ее блаженного улыбающегося лица почернела и покорежилась, как от открытого огня; другая половина потекла, словно восковая, исказилась и вроде как нахмурилась. От этой картины у Ига на мгновение закружилась голова, он покачнулся, наступил на что-то круглое и гладкое, выскользнувшее у него из-под ноги, и…

…На мгновение наступила ночь, над головой вихрем кружились звезды, а он вгляделся сквозь ветки и мягко падающие листья и сказал: «Я вижу тебя там, наверху». Сказал кому — Богу? Покачнувшись в темной ночи, прежде чем он…

…шлепнулся задницей на землю. Он опустил взгляд и увидел, что наступил на недопитую бутылку вина — ту самую, которую принес прошлой ночью. Он подобрал бутылку и встряхнул, и послышался отчетливый плеск.

Иг встал, вскинул голову и неуверенно взглянул на ветки почерневшего вишневого дерева. Над головою мягко шелестели листья. Он провел языком по своему липкому, с нехорошим вкусом нёбу, а затем повернулся и пошел назад к машине.

По пути он перешагнул змею или двух, продолжая их игнорировать. Откупорив вино, сделал глоток. Вино было теплое после дня, проведенного на солнце, но Игу это не мешало. Своим вкусом оно напоминало Меррин. Медь и машинное масло. А еще у него был вкус травы, словно за день, проведенный на земле, оно каким-то образом впитало запахи лета.

Мягко подскакивая на заросшей кочкастой лужайке, Иг поехал к литейной. Подъезжая к старому зданию, он ощупывал его глазами на предмет признаков жизни. Во времена его собственного детства жарким августовским вечером здесь собралась бы половина детей Гидеона, собралась бы с самыми различными целями: покурить косяк, выпить пива, поцеловаться, потискаться или ощутить сладкий вкус своей собственной смертности на тропе Ивела Нивела. Но сейчас при последнем свете дня на лужайке было тихо и пустынно. Может быть, после того как здесь убили Меррин, дети перестали сюда ходить. Может быть, они считали, что здесь бродят призраки. Может быть, так оно и было.

Иг подъехал к задней части здания и поставил машину чуть в стороне от тропы Ивела Нивела, в тени большого дуба. С веток дуба свисали синяя юбочка с оборками, длинный черный носок и чье-то пальто, словно дерево плодоносило заплесневелой одеждой. Почти сразу за передним бампером из земли выглядывали ржавые трубы, ведущие прямиком к реке. Иг вышел из машины, захлопнул дверцу и начал осматриваться.

Он не был внутри уже многие годы, но ничего тут вроде бы не изменилось. Крыши давно уже не было, в косом красноватом вечернем свете вздымались кирпичные столбы и арки. На стенах накопилось три десятилетия наслоений граффити. Отдельные надписи были по большей части неразборчивы, но, в общем-то, они не имели значения. Игу казалось, что здесь раз за разом повторяется одно и то же: Я есть; Я был; Я хочу быть. Часть одной из стен обрушилась внутрь, дав Игу возможность кое-как пробраться мимо груды кирпичей, мимо тележки, нагруженной ржавыми инструментами. В дальней стороне самого большого помещения находилась топка. Железная дверца топки была настежь распахнута и имела размер достаточный, чтобы пролезть внутрь.

Иг подошел поближе, наклонился и увидел матрас и кучу толстых красных огарков. Рядом с матрасом валялось грязное, сплошь в пятнах одеяло, бывшее когда-то синим. Дальше, прямо под дымоходом, в круге красноватого света чернели угли потухшего костра. Иг поднял одеяло и понюхал. Оно воняло застарелой мочой и дымом. Он брезгливо уронил его на землю.

На обратном пути к машине за бутылкой и мобильным телефоном Иг был вынужден в конце концов признать, что за ним следуют змеи. Он их слышал, шуршание их тел, извивающихся в сухой траве, общим счетом до дюжины. Он подобрал с земли обломок бетона, повернулся и швырнул его в змей. Одна из них легко уклонилась от удара. Бетонный обломок ни в одну из них не попал. Они замерли, пристально за ним наблюдая при последнем свете дня.

Он старался глядеть не на них, а на машину, но двухфутовый полоз с жестяным стуком упал с дуба прямо на капот «гремлина». Иг с воплем отскочил, а затем бросился вперед и схватил полоза, чтобы отшвырнуть в сторону.

Он хотел схватить его около головы, но получилось неудачно, почти за середину; полоз изогнулся и впился ему в руку зубами. Его палец словно пробило промышленным степлером. Иг крякнул и отшвырнул полоза в кусты, а затем сунул палец в рот и ощутил вкус крови. Насчет яда он не беспокоился, в Нью-Гэмпшире не водились ядовитые змеи. Нет, не совсем так. Дейл Уильямс водил Ига и Меррин в походы по Белым горам и несколько раз говорил им опасаться гремучников. Только это всегда говорилось весело, чуть ли не подмигивая, и Иг никогда не слышал ни от кого другого про гремучников в Нью-Гэмпшире.

Он резко развернулся к своей рептильной свите. Их собралось уже штук двадцать.

— Отстаньте, на хрен! — рявкнул он.

Змеи замерли, наблюдая за ним из высокой травы сторожкими, с вертикальным зрачком глазами, а затем начали рассеиваться, уползать в пыльный бурьян. Игу показалось, что, удаляясь, некоторые из них бросали на него разочарованные взгляды.

Иг дошел до литейной, вскарабкался к дверному проему, находившемуся в нескольких футах над землей, и повернулся, чтобы бросить последний взгляд на сгущавшиеся сумерки. Одна из змеек не сделала, как ей было сказано, а приползла к развалинам вслед за ним. Она беспокойно шуршала прямо внизу, маленький, красиво окрашенный ужик, глядевший вверх с возбужденным видом поклонницы какой-нибудь рок-звезды, отчаянно мечтающей быть замеченной и как-нибудь отмеченной вниманием.