Саранча приходит раз в семнадцать лет, чтобы потрахаться и умереть. Ли Турно был жуком-вредителем, ничем не лучше саранчи, а в общем-то, и гораздо хуже. Он успел уже потрахаться и теперь может умереть. Иг охотно ему в этом поспособствует. Пересекая парковочную площадку, он засунул фальшфейер в рукав ветровки и придержал его там правой рукой.

Иг подошел к плексигласовой двери с фамилией нью-гэмпширского конгрессмена. Дверь была с зеркальным покрытием, и он увидел в ней свое отражение: костлявый вспотевший парень в ветровке, застегнутой до горла, вид такой, будто пришел совершить преступление. Не говоря уж про его рога. Их кончики прорвали кожу на висках, обнажившаяся кость покраснела от крови. И даже хуже рогов была его улыбка. Стой он по другую сторону этой двери и увидь себя входящим, он бы тут же позвонил по телефону 911.

Иг толкнул дверь и вошел в воздушнокондиционированную, устланную коврами тишину. Толстый мужик, стриженный под ежик, весело болтал по телефону. Справа от его стола был пульт безопасности, где все посетители проходили через рамку металлодетектора. Полицейский лет за пятьдесят, сидевший за рентгеновским монитором, прилежно жевал жвачку. Плексигласовое окошко позади секретарского стола выходило в маленькую, почти без мебели комнату, с картой Нью-Гэмпшира на стене и еще одним монитором на столике. Второй полицейский, огромный широкоплечий мужик, сидел за складным столиком, согнувшись над какой-то канцелярщиной. Иг не видел его лица, только толстую шею и огромную лысую голову, казавшуюся смутно неприличной. Это почти выбило из Ига последние остатки смелости — эти полицейские и этот металлодетектор. Сразу ожили неприятные воспоминания об аэропорте Логан, и все тело его защипало от выступившего пота. Он не видел Ли уже больше года и не помнил, чтобы ему здесь раньше приходилось сталкиваться с какими-нибудь проверками.

Секретарь сказал в микрофон: «Пока, дорогуша», нажал на столе кнопку и взглянул на Ига. У него было круглое лунообразное лицо, и звали его, наверное, Чет или Чип. Взгляд сквозь очки с квадратными стеклами выражал легкое замешательство.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил он у Ига.

— Да. Не могли бы вы…

Но тут Иг обратил внимание на нечто совсем другое: монитор службы безопасности по ту сторону плексигласового окошка. В нем, как в глазке двери, была видна вся приемная: растения в кадках, скромные плюшевые диванчики и сам Иг. Только с монитором явно творилось что-то неладное. Иг все время распадался на две взаимоналоженные фигурки, они на мгновение сливались и вновь расходились; эта часть изображения была мигающей и нестабильной. Главное изображение Ига представляло зрителю бледного изможденного мужчину с трагически редеющими волосами, небольшой бородкой и загнутыми рожками. Но было и другое изображение, темное и безликое, то появлявшееся, то исчезавшее. В этом втором изводе Иг был без рогов. Не такой, как сейчас, а такой, каким он был прежде. Это было как видеть свою собственную душу, пытавшуюся освободиться от демона, ее закабалившего.

Полицейский, сидевший в этой голой, ярко освещенной комнате, тоже заметил происходящее на мониторе, развернулся на своем вращающемся кресле и начал изучать экран. Иг не видел его лица — полицейский сидел достаточно далеко, так что видны были только его ухо и белый блестящий череп, пушечное ядро из кости и кожи, покоившееся на толстенной затычке его шеи. Через какое-то время полицейский вытянул руку и шарахнул кулаком по монитору, пытаясь исправить изображение; шарахнул так сильно, что на мгновение картинка вообще исчезла.

— Сэр? — сказал секретарь.

Иг с трудом оторвал взгляд от монитора.

— Не могли бы вы., не могли бы вы вызвать Ли Турно? Скажите, что пришел Иг Перриш и хочет с ним встретиться.

— Прежде чем пропустить вас, я должен взглянуть на ваши водительские права и отпечатать вам бедж, — сказал секретарь ровным безжизненным голосом, тупо уставившись на рога.

Иг взглянул на рамку металлоискателя и понял, что не пройдет ее с фальшфейером в рукаве.

— Скажите ему, что я подожду его здесь. Скажите, что встреча со мной в его же интересах.

— Я не думаю, что он захочет с вами встретиться, — сказал секретарь. — Я не думаю, чтобы кто-нибудь это захотел. У вас ужасный вид. У вас рога и ужасный вид. Жаль, что я сегодня вообще вышел на работу, иначе бы не пришлось смотреть на вас. Сегодня я чуть не остался дома. Раз в месяц я себе устраиваю день умственного здоровья — остаюсь дома, надеваю мамины трусы, и мне хорошо и жарко. В гардеробе этой старой пташки есть кое-что по-настоящему похабное. У нее есть черный шелковый корсет со спиной из китового уса.

Его глаза остекленели, в уголке рта выступила капля слюны.

— Мне особенно нравится, что это у вас день умственного здоровья, — сказал Иг. — Так вы позовете Ли Турно?

Секретарь развернулся на девяносто градусов, плечом к Игу, нажал одну из кнопок и что-то пробормотал в микрофон. Послушав пару секунд, он сказал в трубку «о'кей» и снова повернулся к Игу. Его круглое лицо блестело от пота.

— Сегодня он все утро на совещании.

— Скажите ему, я знаю, что он сделал. Скажите дословно, теми же словами. Скажите Ли, что, если он хочет об этом поговорить, через пять минут я жду его на парковке.

Секретарь взглянул на него бессмысленными глазами, кивнул и снова немного отвернулся.

— Мистер Турно? — сказал, он в микрофон. — Он говорит… знает ли он, что вы сделали?

В последний момент утверждение превратилось в вопрос.

Иг не слышал, что там еще сказал секретарь, потому что в следующий момент в его ухе прозвучал голос, давно ему знакомый, но не слышанный уже несколько лет.

— Игги долбаный Перриш, — сказал Эрик Хеннити.

Иг развернулся и увидел лысого полицейского, сидевшего за монитором в комнате по ту сторону плексигласового окошка. В восемнадцать лет Эрик выглядел тинейджером прямиком из каталога «Аберкромби и Фитч», крупный и жилистый, с коротко стриженными курчавыми рыжеватыми волосами. Он любил ходить босиком и без рубашки, в джинсах, сползающих на бедра. Теперь же, когда Эрику было почти тридцать, его лицо утратило всякую форму, превратилось в кусок мяса, а волосы стали выпадать, так что он брился наголо, не желая вести безнадежную битву. Эрик в своей лысости был великолепен; вставь ему серьгу в одно ухо, он мог бы играть мистера Чистого в телевизионной рекламе. Он пошел, что было, пожалуй, неизбежно, по папашиной линии — эта профессия давала ему и власть, и законное право иногда причинять людям боль. В те времена, когда Иг и Ли были еще друзьями (если они когда-нибудь были друзьями), Ли как-то упомянул, что Эрик возглавил службу безопасности конгрессмена. Ли даже сказал, что Эрик немного пообмяк. Ли пару раз ходил с ним на рыбалку.

— Конечно, он подкармливает рыбу печенками выпотрошенных участников маршей протеста, — сказал Ли. — Понимай это, как знаешь.

— Эрик, — сказал Иг, отступив от стола. — Ну как ты?

— Счастлив, — сказал Эрик Хеннити. — Счастлив тебя увидеть. А как у тебя, Иг? Чем ты занимаешься? Убил кого-нибудь на этой неделе?