Как только жива осталась, столько силы отдав, по донышку себя вычерпав, вернув то, что Обыда потратила, пока держала Лес на самом краю. Слаба-то слаба, а на гулянку в Игринский воршуд наперегонки с ветром полетела, отплясывала у костра будь здоров – ишь как дымом пахнет. А теперь дрожит, что ӵушъя́л[72].

– Нет уж, – вслух произнесла Обыда. – Зеркало из тебя, такой усталой, душу вытянет. Отдохни, окрепни, тогда и посмотришь.

– Хорошо, – прошелестела Ярина.

* * *

На границе зари и ночи зацепилась Ярина взглядом за рогатый месяц. Сон заставлял смежить веки, но прежде, чем погрузиться в зыбкую мглу, заметила она у окна васильки. Капли росы на лепестках искрились в блеске месяца, и сами цветы походили на звёзды, упавшие на ладони.

– Как тебе живётся, будущая яга? – донеслось со свистом ветра, ласково до дрожи, мягко до крови. – Может, помощь в чём нужна? Может, одиноко тебе или загадок слишком много вокруг? Приходи. Помогу… На все вопросы отвечу…

Ярина съёжилась во сне, закуталась в одеяло, не умея ещё поставить защиту в дрёме. Почувствовала: громадная птица в триста голов подняла клюв в Хтони, вгляделась в далёкое красное окно избы на границе. Огонёк свечки запрыгал, погас. Сладкий голос, сахарный туман потёк маревом по половицам.

– Вспоминаешь, небось, нашу встречу? Жалеешь, небось, что не согласилась… Приходи. Не буду серчать. Приму как родную дочь тебя, будущая яга. Полетим с тобою над Хтонью…

Ярина заплакала во сне. Туман подбирался к печке, поднимался бесплотной рукой. Ладонь нависла над лицом, собрала воздух в горсть. Ярина закричала, просыпаясь, вытолкнула перед собой комок колючего пламени. Рука отшатнулась и разошлась клочьями. Обыда вскочила с лавки. Загорелась занавесь на зеркале.

– Он опять звал… Обыда…

– А ну успокойся! – велела наставница. – Он долго теперь не сунется. Ишь как крепко ты его огоньком приложила! Только потушить надо.

Вдвоём – крутой струёй из ладоней Обыды, тоненьким ручейком из рук Ярины – погасили огонь. Сразу темно стало в избе. Шипела обожжённая, залитая водой рама – будто рана. Ярина соскользнула с печки, босиком прошла к зеркалу, положила ладонь на стонущее дерево. Рама затихла.

Обыда распахнула все окна и дверь, выпуская едкую хмарь с витками тумана, впуская сырой лесной дух. Зажгла лучину, наскоро закрыв от сквозняка. Уложила Ярину, тронула сухими губами лоб.

– Совсем стыд потерял. К такой юной явился в сон! А ты засыпай, раздувай огонёк. Посмотри, сколько извела… Зато зеркало уж точно тебя любить будет.

– Зачем он приходит, Обыда?

– До тебя хочет добраться. Зовёт. К себе тянет.

– Он не дозовётся. Я к нему ни за что не пойду!

– Многие так думали, – хмуро бросила Обыда. Встряхнулась. Глянула веселей: – А вот ты не думай о нём, Ярина. Мало ли какие страхи по ту сторону снов ходят. Керемет до тебя и сквозь зеркало попробует добраться, если сквозь сон не выйдет. Но это не страшно, Ярина, не страшно. От всего можно защититься – не колдовством, так волей. Главное, чтоб он на тебя из твоих собственных глаз не глянул. Вот тут уж пиши пропало.

* * *

Тёмная каразея заскользила вниз, складками улеглась на пол. Обыда оглянулась на Ярину. Хмыкнула:

– Чего глаза в погреб упёрла? Хотела смотреть – смотри.

Ярина холодно улыбнулась. Подняла голову и встретилась глазами с отражением.

«Я и я. Ничего не случилось страшного», – подумала отстранённо, вглядываясь в зеркальную глубину. Поправила тёмный венок из кос. Тронула бледные щёки – её ли? Пальцем провела по алым, ярким губам, будто нарочно их кусала всю ночь или вишни ела. Острые скулы, тощие руки. Платье, висящее будто тряпка на помеле.

– Так исхудала от своих переживаний, что и взглядом не зацепиться, – проворчала Обыда, становясь рядом.

«Я и я. Ничего страшного».

А потом перевела взгляд и увидела за отражением яги сотни и сотни старух, женщин, гордых красавиц, согбенных ведьм. Ни одна не походила на другую, но у каждой из глаз глядело то самое, что мелькало в зрачках Обыды. Древность и тишина, бесконечное глубокое равновесие. Равнодушие.

Ярина закрыла глаза, изо всех сил стараясь удержаться на краю пропасти. Темно и зябко стало вокруг, и несмотря на сотни веков и яг за спиной, показалось, что плывёт она далеко-далеко, и всё, что она любила, скрывается по ту сторону горы. Распахнула глаза, вздрогнув, и вновь встретилась взглядом с отражением – растерянным и встревоженным. А там, за её плечом, где недавно чудилась ей сплошная мгла, стояли сотни и сотни девушек и девчонок – все затихли, заметив, что она смотрит, замерли, глядя с завистью и печалью. Одна, рыжая, поцелованная солнцем, глянула особенно яростно.

– Увидела, что хотела? – спросила Обыда.

Ярина с трудом оторвала взгляд от тех, в зеркале. Кто за спиной Обыды – понятно: прежние Лесные хозяйки. Но кто за её спиной? Так много… Неужто…

– Увидела, – кивнула Ярина, дёрнула рукой, смахивая с зеркала отражения, и опустилась на лавку. – Вот, значит, что за птичка певчая. Она думает, я нарочно. Нарочно её место заняла.

– Не только ты. Все, что были после.

– Что с ней случилось? – спросила Ярина, не глядя на ягу, катая по скатерти крошку.

Обыда помолчала. Сглотнув, отвернувшись к окну, ответила:

– Что с ней случилось, не так уж теперь важно. Важней, что она натворила. Все, кто после неё становились ученицами моими, – неладно кончали. В прежней жизни кто-то её обидел, кто-то крепко заставил ревновать. А она ни жизни не помнила, ни имени того, и всё равно любого, к кому прикипала, пыталась к себе привязать, оградить ото всех других. Уж не знаю, как ей удалось через все мои мониста пробиться, к самому сердцу. Но уже век с тех пор ни одну новую ягу не могу довести до шестнадцатой весны.

Прежняя Ярина поёжилась бы, оглянувшись. Нынешняя – побывавшая в Хтони, добежавшая до самых ворот Золотого сада, летавшая на вороном скакуне Тёмной Ночи – промолчала. Подумала только: а ведь до шестнадцатой весны рукой подать. Меньше года.

– После будем праздновать. Вот минует она – на пороге лета и устроим пир.

Ярина скупо улыбнулась.

– Как скажешь, Обыда. А на порог осени я нынче на Дальние поляны схожу. Хочу тринадцать трав собрать, на суженого погадать.

– Где такой ерунды набралась? Нет у яги суженого!

– А как же Месяц Тихий? Как же Осенний Полдень? – Лукаво прищурилась. – Звон Вечерний?

– Дурная, – вздохнула Обыда. – Все Лесные тебя без всякой любви холить да лелеять будут, как станешь ягой. Нет у них выбора.

– А за