Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему босс постоянно просит о чем-то именно Колю, а не его, Демида? В следующий раз нужно будет опередить этого выскочку и первым занять место возле кофеварки.
– Эмоции политика – это эмоции публики, – сильный и, как всегда, насыщенный чувством превосходства голос заставил двух помощников встрепенуться и застыть с повернутыми к креслу головами. – Разница лишь в том, что политик знает, когда следует смеяться, а когда плакать. Публика же всегда ждет того, кто укажет ей, когда следует смеяться, а когда плакать. Мудрый политик всегда дает публике то, что нужно ему, но в том виде, в котором нужно ей.
У Демида вспотели ладони, перехватило дыхание. Неужели этот паук уловил его неодобрение?
Но Адам Савельев, сенатор от Проксима Центавра, всего лишь размышлял вслух, попивая кофе на фоне транслируемого визором спортивного шоу.
Между тем бой между двумя людьми и кайюром завершился, их сменили обменивающиеся колкостями бойцы с тяжелыми кувалдами в руках.
Кто бы мог подумать – влиятельный, жесткий и принципиальный парламентарий, сожравший добрый десяток конкурентов, вершивший дела общеимперского масштаба, любит смотреть глупые развлекательные каналы словно недалекий ребенок.
Демид подумал так и вздрогнул, испуганно ища глазами зеркало, потому как Савельев снова попал в точку, произнеся:
– Смотрите шоу, ребятки. Шоу – соль политики. Эти тупоголовые актеры научат вас большему, чем напыщенные лекторы-неудачники в ваших элитных академиях. Они стараются сделать из вас картонных лидеров, чистых и непорочных. Но настоящие политики это, черт возьми, герои снафф-фильма, которые дарят публике секс, смерть и чужие секреты. Мы – быки-осеменители. Мы можем быть имперцами, рхейцами, склизскими бхутами или, черт возьми, дикими каюрами, но все равно будем делать одно и то же. Задача политика развернуть публику мордой к шоу и пока та восторженно жует свою жвачку, отодрать ее промеж мягких ягодиц.
Чашка с легким стуком опустилась на блюдце.
Один боец выбил из рук противника кувалду и теперь намеревался загнать того в угол, но к арене уже подтягивался третий участник боя – девушка в обтягивающем трико.
– Ни один ученый не получит столько же внимания, сколько грязная шлюха, – Савельев отодвинул блюдце с чашкой на край подлокотника. – Ни одно спасение тонущего ребенка не затмит по просмотрам кровавую аварию с расчлененкой. Знаете почему? Демид?
– Из-за страха смерти? – мучительно предположил Аладьев, вспоминая все, чему его учили. – Желание жить вступает в конфликт с осознанием неминуемой смерти, порождает экзистенциальный страх…
Кресло скрипнуло и этот звук оборвал речь Демида, словно лязг опустившейся гильотины. На фоне изображения визора появился острый, словно полотно пилы, профиль сенатора. Он не старался увидеть своего помощника, ему было достаточно просто обозначить свою позицию.
– Какого хрена ты несешь, парень? Ты меня вообще слушал?
Демиду бы остановиться, но он краем глаза заметил быструю и острую, словно укол иголки, ухмылку Коли, у него вырвалось:
– Но я…
В комнате повисла тишина, гробовая и холодная.
– «Но я» что? Это что вообще значит, твое «но»? – без единой нотки милосердия осведомился сенатор, повернув голову чуть сильнее в сторону замершего в ужасе Демида.
– Простите меня…
– Ты вообще знаешь, что означает союз «но»? «Но» – это противопоставление, содержащее возражение. Ты решил что-то противопоставить моим словам, парень? Или возразить? Хочешь доказать, что верно ответил на мой вопрос?
Демид не смог ничем парировать, лишь промычал что-то нечленораздельное. Его сердце, кажется, вовсе перестало биться.
Но паук на сей раз всего лишь подтянул к себе жертву, ограничился запугиванием. Удалился в свою нору, убравшись обратно за спинку кресла.
– Не будь ты сыном моего старого друга, выгнал бы тебя как прокаженного, – сенатор сделал глубокомысленную паузу. – Что вы знаете о страхе, чтобы обсуждать его? Знаете ли вы отличие между страхом и фобией? За страхом всегда стоит реальная опасность, за фобией – надуманная. Но именно фобии делают из нас слюнявых ссыкунов, жмущихся друг к другу. Страх быстротечен, фобии живут с нами до самой смерти. Поэтому мы не должны пугать реальностью, мы должны внедрять предчувствие неминуемого. И именно так работает политика. Так работает власть.
На арене вновь сменились декорации. Теперь дрались восемь бойцов одновременно – финальная схватка.
– Поэтому повторяю – смотрите шоу, – нравоучительно подытожил сенатор. – Учитесь держать внимание публики. Без внимания публики вы – никто. Станьте для них не страхом, но фобией, живущей так глубоко, чтобы ни один психиатр не смог до вас дотянуться.
Он небрежно постучал ногтем по краю пустой чашки. Коля вновь отреагировал первым, сукин сын. Демиду было не до того, он был рад, что не попал под раздачу.
В последние годы Савельев стал заметно раздражительнее и сварливее. Политическая паранойя превратилась в основную черту его характера, который и раньше не отличался покладистостью. Многие говорили, что старик сдал, заигрался в бога, что ходит по краю и ему давно пора слезать с пьедестала. Однако, Савельев все игрался и не слезал, бросаясь молниями со своего Олимпа. И, как мифический Зевс, тоже не умел прощать.
Сенатору наскучили постановочные бои, он сменил канал, включив экономическое обозрение.
– Итак, – кресло черным айсбергом надвинулось на помощников, отъезжая от визора и разворачиваясь. – Вам есть что сказать по моим поручениям?
Савельева называли по всякому, придумывая клички и ярлыки. Попадались откровенно издевательские, попадались грозные, попадались смешные. Самой известной была «Циркуль». Демид находил это сравнение вполне уместным. Худой и угловатый старик, чьи черные блестящие туфли выглядывали из-под бритвенно отглаженных стрелок на брюках, действительно напоминал древний инструмент с острыми металлическими ножками.
Савельев перевел взгляд черных с искусственно добавленным «огоньком» глаз с одного помощника на другого, кивнул Демиду.
– Что ж, господин Аладьев, бросайте перчатку первым.
Демид кивнул, внутренне ликую – представлялся шанс реабилитироваться. Причина его уверенности покоилась в засекреченном секторе инбы, словно козырь дожидаясь удачного расклада. И происшествие в Альфа-Эрсо подвернулось как нельзя кстати.
Аладьев одернул рукав, раскрывая на ладони виртуальный планшет – босс не любил, когда читали «из головы», говорил, что в такие моменты лица докладчиков напоминают ему морды срущих котов.
– Адам Валентинович, – начал Демид. – Я уже докладывал о разговоре с капитаном Кимурой в штабе флота. Он, как и другие военные, ставшие свидетелями исчезновения Эрсо-1515, не смог сообщить о наличии в зоне инцидента иных неопознанных судов, объектов либо иной активности. Я запросил данные локальной телеметрии, которые лишь подтвердили сказанное выше.