Закрыв дверцу, «Седой» направился в сторону холодильника.

А вот именно оттуда он и достал очередной пузырь.

Патрик тихо вернулся в гостиную и сел в другое кресло.

Теперь он сидел не спиной, а лицом к входу, изображая на лице томное нетерпение.

Он скрестил руки на груди, слегка наклонив голову вниз.

Левой рукой в этот момент он крепко сжимал приклад пистолета, который был в специальном внутреннем карманчике: Патрик был левшой.

Родители когда-то пытались переучить его, и именно тогда они потеряли над ним контроль, надломив подростковую психику.

Стрелять Патрик умел из любого положения: стоя, лежа, сидя и даже в прыжке, а стрелять из кармана пиджака может даже неспециалист.

Вероятно, так бы оно и произошло, если бы хозяин, вернувшись, сразу нацелил на него пистолет.

Но тот спрятал его за спиной, засунув за брючный ремень.

В одной руке он держал бутылку виски, а в другой – тарелку с конфетами.

«Примирение» продолжалось, а крестик так и лежал на полу.

* * *

«Седой» торжественно поставил бутылку на стол.

– Стаканы там! – показал он рукой в сторону буфета – Я хочу сегодня нажраться!

«А ты уже нажрался!» – подумал Патрик, но вслух сказал:

– Да ты совсем офигел, дядя! Когда это «судья» был на побегушках у «обвиняемого»?

Но тот был не просто пьян, он полностью потерял контроль над ситуацией:

– Я видывал и не такое! За моей спиной стоят такие люди! Вся твоя запись гроша ломаного не стоит. Ты даже не представляешь, кто попросил меня вернуться!

Его язык уже заплетался.

– Слушай меня, пчеловод! – язвительно заметил Патрик. – На этот счёт мы можем и поспорить, но в другой раз. А сейчас это надо допить. Мне надо домой!

Он достал из буфета стакан и небольшую рюмочку:

– Разливай, хозяин! Мне маленький, тебе большой. Ты дома, а мне ещё час переть на машине.

Тот наполнил стаканы, пролив половину на скатерть, и опрокинул стограммовку:

– Послезавтра я сделаю заявление!

– Мы договорились: завтра!

– Завтра я буду «с бодуна», растрёпанный и небритый, с синяками под глазами. Я не привык быть таким на пресс-конференциях!

Он нагло врал: один раз именно по этой причине пришлось перенести одно из его выступлений перед телекамерами.

– Уговорил. Ещё по одной. За «мировую»!

Только сейчас «Седой» заметил: его «гость» почти не пил, зато сам он нажрался «в стельку».

Он начал понимать, что эта церемония «примирения» – полная фикция!

Он резко поднялся со стула и выхватил из-за спины пистолет.

«Добрый шотландец» моментально двинул стол своим телом на собеседника, и «Седой» упал, выронив пистолет.

Пуля полетела куда-то в потолок и отрикошетила, а гильза полетела куда-то под диван.

«Бывший активист» чисто механически тут же её подобрал.

«Седой» попытался встать, но опять упал, на этот раз из-за алкоголя, а резкий удар Патрика кулаком по голове надолго его успокоил.

* * *

Теперь «доброму шотланцу» предстояло обдумать, какой из всех вариантов «НС» выбрать.

«НС» означало «несчастный случай».

Можно было поставить чайник на плиту и включить газ, инсценируя бытовое отравление.

Но это был ненадёжный, давно устаревший метод. Он подходил только для «простолюдинов», живших в сельской местности.

В этом доме стояли датчики утечки газа, и на пульт службы спасения сигнал тревоги поступил бы раньше, чем эта мразь испустила бы свой дух.

Проще всего было бы застрелить его из его же пистолета и вложить «Седому» в руку.

У Патрика был широкий выбор: у него было ещё два «ствола», выделенных инспектором Петерсенем. Один был нигде не засвеченным «люггером», а второй – «Чезетом» Мода с отпечатками его пальцев.

То-то возрадуются охочие до сенсаций журналисты: «Робин Гуд мстит с того света!», а следователи из другого подразделения «Охраны Короны» надолго зайдут в тупик.

В Моде Расмуссене Патрик Финнеган теперь видел духовного брата, и между ними было много общего.

Они оба боролись за свои идеалы, пусть и разные, преступая букву закона, оба долгое время были «в бегах», и для обоих холодная Балтика была не простым, а судьбоносным морем.

И у него возникла идея.

«Седой» уже храпел на полу.

Патрик внимательно обследовал дом и убрал все следы своего пребывания.

Он убрал со стола всю лишнюю посуду, вымыл её и тщательно протёр всё, к чему прикасался за время визита.

Затем он расставил все стулья так, чтобы получилась картина: «устав от «трудов праведных», перспективный политик решил в эту пятницу снять стресс – и напиться в одиночку!»

* * *

Патрик снял с него туфли и пнул их ногой в сторону ванной.

Они легли именно так, как он и планировал: в полном беспорядке.

Теперь предстояло стянуть с «Седого» рубашку.

Он перевернул его на спину и увидел большой шрам на груди, который подтверждал его «героическую» биографию, о которой он много раз слышал.

Одна из пуговиц плохо расстёгивалась.

Патрик резко дёрнул полы рубашки в стороны, и та поскакала куда-то в угол.

Настала очередь брюк.

Когда Патрик стягивал их с него, «Седой» слегка очухался и пробормотал:

– Ты что: хочешь меня трахнуть? Я не против, только не люблю без вазелина. Возьми его там, на тумбочке.

И опять отрубился.

Патрик кинул штаны именно туда, куда их должен был бросить смертельно пьяный «аристократ»: куда попало.

Трусы и носки с него он решил не снимать.

Патрик поднял полуголого «Седого» на ноги и потащил в ванну.

– Залезай сюда, сука! Быстрее протрезвеешь!

Он заткнул пробку и включил воду.

На лице «Седого» появилась глупая улыбка.

Он всерьёз подумал, что всё обошлось. Ему простили даже эту выходку с пистолетом!

«Ничего, господа «правдолюбцы»! Завтра я отдохну, а послезавтра приму все меры!»

Он брезгливо потрогал воду:

– Я в такую не полезу! Холодно!

– Залезай, гнида! – закричал Патрик.

Но, немного подумав, всё-таки сделал погорячее, добавив несколько каких-то слов на ирландском.

– Помоги мне снять носки!